Екатерина Брязгунова - Телепорт

– Кирилл, я тебя глубоко уважаю, потому что тебя ценит отец и потому что ты муж моей единственной сестры и отец моего племянника. Отец для тебя сделал намного больше, чем сделал бы я, но в завещании черным по белому написано, что все нажитое родителями отходит мне, Семену, Ивану и Анжеле в равных долях. При этом отец составил документ, а сестра его уже подписала, что ее долей будет распоряжаться Семен. Не я, не Иван, не ты, а мой старший брат Семен. Нет, квартиру, машины у вас никто не заберет, но ни копейки на свои… – Петр неуверенно замялся, но все же сказал, – сомнительные разработки ты не получишь. Такова воля отца…

От глубокой задумчивости Кирилла отвлекла Анжела.

– Кирилл, давай ужинать. Ты и так опять поздно пришел и, наверное, даже не обедал, – голос у нее был очень тихий, спокойный. Молодая женщина умела в этой жизни делать только две вещи: любить и быть любимой. Именно этому учили ее родители, старшие братья и сестра. Отец считал, что единственная задача женщины – радовать супруга, а мать полностью его поддерживала, потому что ни дня в своей жизни не работала. Семья у них, на самом деле, была счастливая. Господин Майер много трудился, а госпожа Майер занималась детьми и любимым супругом.

Анжелу глубоко расстраивало, что с Кириллом она не чувствовала себя ни любящей, ни тем более любимой, но она точно знала: стерпится-слюбится, потому что именно так и произошло у ее родителей. В свое время мама и папа заключили брак по расчету, и всю свою двадцатитрехлетнюю жизнь Анжела видела их только счастливыми. Сама Анжела стала младшим ребенком в семье.

Старшие братья утверждали: когда они были маленькими, родители много ссорились, но в какой-то момент скандалы исчезли. С чем это было связано, никто не знал. Сёма, правда, предполагал, что кардинальная смена отношений связана с рождением младшей девочки. Господин Майер очень хотел дочь, но первые трое детей оказались наследниками отцовского богатства, а Ольга (дома ее звали исключительно Лялей), четвертый ребенок и старшая из дочерей, родилась с синдромом Дауна. Это стало настоящим испытанием для родителей, и только когда отцу исполнилось пятьдесят, а матери сорок, они решились на еще одного ребенка в надежде, что родится здоровенькая девочка. Так и случилось.

Ангелочка, посланного родителям за их терпение, назвали Анжелой. Малышка росла очень скромной тихой девочкой без выраженных талантов с самой обычной внешностью и фигурой. У матери она училась быть любящей, у отца и братьев любимой. Дома ее звали Ангелой.

Анжела молчаливо следила за Лялей и никогда не подходила к ней близко. Она боялась сестры, не доверяла ее солнечной улыбке и всегда спрашивала у Сёмы, почему сестра родилась такой. Семён садился на диван, брал на руки любимицу семейства и рассказывал о том, что жизнь разная, но ей, Анжеле, досталась лучшая из судеб, потому что она родилась на этом свете быть самой-самой любимой, самой-самой счастливой и, конечно же, самой-самой богатой. И это, действительно, было так. Анжела никогда ни в чем не нуждалась. Она не знала, как зарабатываются деньги, хотя получила великолепное высшее образование в Германии, где жили ее родственники по отцу.

Теперь же худенькая и маленькая Анжела стояла в большой кухне, смотрела мужу в спину и задавалась только одним вопросом: почему так произошло, ведь она родилась на этой Земле, чтобы быть самой-самой любимой и самой-самой счастливой.

Анжела робко подошла к мужу, тронула его за плечо:

– Кирюш, давай ужинать. Все образуется.

Безмерный молча сел. Он долго смотрел на светловолосую девушку.

– Ну что случилось? Кирилл, ну хватит на меня так смотреть…

– Почему ты такая серая?

Анжела уставилась на него непонимающими голубыми глазами и застыла. Разум подсказывал, что надо промолчать, и тогда все образуется. Образуется тихо, само собой, но промолчать Анжела почему-то не смогла. Она хотела, чтобы этого человека не было в ее жизни. Ни его, ни Егора.

– Что…Что ты имеешь в виду?

– Анжела, ты как мышь… Знаешь, как серая мышь… – Кирилл встал.

Анжела все поняла, но вяло продолжала сопротивляться. Так же вяло, как делала все, что ее окружает:

– Я не серая. Я – голубоглазая блондинка. Кстати, мечта любого мужчины.

– Ясно, – он развернулся и пошел в прихожую, чтобы уйти. Уйти навсегда.

– Ты вернешься?

– Нет.

– Ясно.

Так кончился его первый брак. Больше с Анжелой Кирилл не встречался, сына не видел, а в семье Майер его имя стало под запретом. Мужчина, который бросил жену с годовалым сыном, не мужчина. Это с пеленок знал каждый Майер.

Много позже, когда Галла Викторова – яркая, образованная, великолепно играющая на фортепиано брюнетка, любовь всей его жизни – все-таки согласилась стать его законной супругой, Кирилл начал осознавать, что по-настоящему счастлив был только в первом браке. Он не любил Анжелу и не зависел от нее. Будучи эмоциональным и вспыльчивым от природы, он боялся любых сильных чувств.

Первые месяцы жизни с Галлой показались ему адом. Жизнь из девушки била ключом. В их доме всегда тусили студенты, она могла до позднего вечера гулять, а потом до утра учиться. Бывали недели, которые Галла проводила за учебниками и чертежами, тогда дома был покой и порядок, и он чувствовал себя счастливым. Но в те долгие ночи, когда Кирилл ждал пьяную Галлу у подъезда, он подумывал вернуться к бывшей жене. Ему начинало казаться, что именно та жизнь и была правильной. Он с нежностью вспоминал блекло-голубые глаза и вялые прикосновения, в которых никогда не было жизни.

С тех пор прошло чуть больше десяти лет. Теперь на Кирилла смотрела шикарная женщина, черноволосая, черноглазая, стройная… Но этот колючий, уставший взгляд и резкие нервозные движения… «Прошло всего лишь двенадцать лет… Я…», – он не смог даже про себя договорить фразу и резким движением зачесал челку на лоб.

– Все будет хорошо, я обещаю, – голос не дрогнул, он мысленно поблагодарил себя за это. Еще не хватало, чтобы Галла все поняла. – Пуск?

Он внимательно посмотрел в глаза жене. Этот взгляд, полный ужаса и страдания, которые разве что может испытать животное перед смертью, преследовал Кирилла всю оставшуюся жизнь.

Замдиректора быстро вдавил кнопку. Раздался оглушительный треск. Тут же погас свет.

В лаборатории стояла кромешная тьма и тишина. Ее, казалось, можно было зачерпнуть ладонями. Кирилла овладел ужас.

– Галла, – позвал мужчина. Ответа не последовало.

Галла до дрожи в коленках боялась темноты, в сумочке всегда носила фонарик и даже, когда на ночь оставалась одна, включала ночник. Если бы она сейчас была в состоянии отозваться – уже верещала бы, как недорезанный поросенок: включи свет, свет включи. Но Галла молчала и на зов мужа не откликалась.