Галина Аббас - Ёкка. Начало

– Я совсем не помню своей мамы… Это было так давно! Меня воспитывала бабушка и тетя… О маме говорили редко. Я помню ее только по черно-белым фотографиям в альбоме и по описанию бабушки. Она была сильной женщиной, очень красивой и очень умной. У нее была масса поклонников, но никто из мужчин ее не интересовал…

– Мне это что-то напоминает… – Ната поставила передо мной бокал с вином.

– Она… Она работала над каким-то правительственным объектом, как она говорила всем, часто пропадала на несколько месяцев… У нее совсем не было друзей. Школу и институт она закончила с отличием, но сложно поверить, что педагог начальных классов может работать над секретным проектом. В Советском Союзе. Как – то раз она пропала почти на два года. Бабушка, привыкшая к ее постоянным исчезновениям, даже не думала никуда подавать в розыск. Считала, что мама попала не в самую лучшую кампанию… Не спрашивала. Она вообще редко о чем-то спрашивала. Однажды мама появилась на пороге дома беременная мной… За пару недель до родов. Она ни слова не сказала ни о моем отце, ни о том, где она была все это время… Бабушка только понадеялась, что теперь они заживут вместе… Как мама пропала. Накануне она долго плакала у моей кроватки, на вопросы бабушки отвечала – что бывает, что это послеродовое, типа депрессии. А наутро уже ничего не напоминало о том, что она вообще была здесь. Мама оставила только письмо… Писала, что ей очень жаль, но так нужно, что со временем я все обязательно пойму и чтобы мы ее не искали. Бабушка тогда очень разозлилась и очень много лет все разговоры о моей маме были под запретом. Уже перед смертью бабушка сказала, что получила несколько писем от мамы. Она просила прощение о своем исчезновении и жалела, что не может быть рядом, однако тот путь, который она выбрала – дал ей столько свободы и возможностей, что многие люди даже представить не могут. Я думаю, что мама написала что-то еще, но бабушка не стала мне говорить. И писем я не нашла. Прошло столько лет… И вот.

Я положила перед собой цветную фотографию, на которой была изображена стройная женщина, с темными длинными волосами, в темно-синем, скорее всего джинсовом комбинезоне. Сомнений не было. Это была моя мама.

– Мистика… – Ната накрутила локон на кончик пальцев, а я дрожащими руками достала из пачки сигарету и закурила. – Слушай, так… если прошло…сколько же лет сейчас твоей маме должно быть?! А на фото она… ей… ну не больше тридцати!!

Горький сигаретный дым неприятно обжигал легкие. Я пожала плечами. Это казалось уже мелочью.

– Что сказал мальчик, который принес конверт?

– Он… – Ната искала на задворках своей памяти события пятнадцати минут давности. – Он… Он сказал, что это просил передать один господин, на случай, если мисс будет сомневаться.

– И все?

Подруга кивнула. Прекрасно. Отдых грозил вот-вот полететь коту под хвост. Я никогда не винила маму в ее исчезновении, она откуда-то издалека помогала нам финансами, однако ни разу не удалось отследить ее переводы. Казалось, что они брались из ниоткуда. Один раз удалось найти кассира, который принимал деньги. По его словам, автором перевода был пожилой мужчина. Бред. И вот сейчас передо мной фото мамы. Человека, который почти тридцать лет жил своей жизнью. И фото, надо сказать, весьма современное. А способ узнать, откуда оно есть только один.

– Добрый вечер, очень рад, что Вы приняли правильное решение.

Молодой человек, отец трех детей и примерный семьянин одновременно, открыл нам дверь и жестом пригласил войти. Ната гордо прошествовала первой.

– Она всегда и во всем со мной. – Предупредив вопрос, ответила я, и прошла за своей подругой.

– Как желаете. Это Ваше дело.

Он предложил нам вина. Я отказалась, а вот Ната согласилась, разумеется, и, вовсю кокетничая, приняла бокал. Видимо, она еще лелеяла надежду…

– Я, вероятно, должен представиться.

– Да уж, было бы не плохо. – Я села в углу дивана, а Ната, как самый преданный спаниель уселась на полу рядом, распустив уши-волосы по моим коленям, и разве что не завиляла хвостом от нетерпения. Молодой человек тяжело вздохнул, глядя на мою подругу. Я его понимаю. К ней нужно привыкнуть.

– Меня зовут Ильнес… Это… Скандинавское имя.

– Повезло. Послушайте, многоуважаемый, давайте сразу договоримся. Ваши родители, жена, дети, работа и прочее меня не интересует. Изо всей этой, я не сомневаюсь, занимательной истории, мне бы хотелось знать только одно. Откуда у Вас это фото. Все.

Ната ущипнула меня в знак протеста. Кому-кому, а уж ей было интересно все. Особенно, что касается жены. И детей. Похоже, наконец – то в ее жизни начало происходить что-то стоящее внимания.

– Увы. Я не смогу рассказать о Вашей матери пока Вы не согласитесь на сотрудничество с… Нашей скромной организацией.

– Очень интересно. И чем же занимается Ваша скромная организация?

– А это Вы узнаете только тогда, когда согласитесь посетить нашу… наш офис.

– Забавно. Сначала Вы говорите о каком-то важном разговоре (простите за тавтологию), потом присылаете фото моей мамы, которую много лет никто не видел, а сейчас не можете и двух слов сказать о том, что и как.

– Поверьте, если бы я мог, я бы рассказал. Но есть правила, которые нельзя нарушать. Если Вы согласны на небольшую поездку, я сообщу… Начальству, – было такое ощущение, что он сверяется с заранее написанным текстом, – и завтра же мы сможем…

– Ого! Как скоро, однако. Не кажется ли Вам, что это слишком? Так вот и завтра?

– Дело не терпит отлагательств. Я могу лишь сказать, что Вы будете вправе отказаться от предложения. Проблем с выездом из страны не будет. У нашего начальства очень обширные связи. Частный самолет будет готов в течение часа после звонка.

– Вот как. – Я задумалась. Все это слишком наигранно, нереально и глупо. Частный самолет, какой-то тип в кресле напротив, который читает по бумажке и морщится при слове «начальство», полное непонимание, что и где, и главное – зачем.

– Ой… – Ната жалобно пискнула и вздрогнула.

– Ну, что такое? – Я уже и забыла о том, что она тут. Все это время мое личное бедствие сидело тише воды, ниже травы.

– Я завтра не могу. У меня завтра с утра маникюр, потом массаж и обертывание. Знаешь, тут такой хороший спа-салон и тааакой массажист…

Ильнес (вот дал же Бог имя!) едва не подавился кофе, когда услышал Натино «почему нет».

– Послушайте, мисс, я Вас уверяю, что там, куда мы поедем, маникюр не представляет никакой ценности.

Пришла очередь Нате откашливаться, поскольку такого ей не смел сказать никто. Ната и маникюр – созданы друг для друга.

– И я даже готов буду сам и лично оплатить любого мастера по издевательству над ногтями в случае Вашего отказа. Ведь я так понимаю, – он обратился ко мне, – если поедите Вы, то поедет и Ваша подруга?