Евгения Мишина - Кормундум. Царица Тени

– Кирочка, я должен вам сообщить, что собираюсь отменить некоторые лекарства. Ваше состояние и поведение на данный момент вполне это позволяют, – заявил Павел Олегович, прогуливаясь со мной по осенней траве внутреннего двора психушки.

– Чудно, – отрешенно ответила я. Его слова мало что значили, мое внимание больше занимала радуга на сером затянутом тучами небе. Она была такой… выбивающейся из монотонности окружающего мира, видимо, потому что лишь мерещилась мне.

Через пару дней после нашего разговора с доктором я ощутила на себе эффект отмены мощных успокоительных. Мир начал возвращаться ко мне, а я к миру. Первое яркое чувство, что вернулось ко мне, было негодование от общества моей неизменной соседушки. День за днем я все больше окуналась в реальность происходящего, а через неделю состоялось мое первое свидание с детками после моего неудачного возвращения домой.

Вслед за способностью чувствовать вернулись и мои приступы. Они стали ещё более болезненными, ещё более неуправляемыми.

Почти постоянно со мной были и голоса. Они не приносили мне ни радости, ни боли. Просто были рядом. Хотя Нинку очень веселило, когда я рефлекторно отвечала на мерещащиеся мне вопросы.

Я исписывала тетрадь за тетрадью и делала это не в качестве терапии, а потому что не могла иначе. Однако о голосах старалась не упоминать. Рука не поднималась написать о них.

Как-то ночью приснился сон, самый жуткий кошмар в моей жизни, с которым не мог сравниться ни один приступ, ни одно видение. Я проснулась в поту, челюсть свело от того, с какой силой я сжимала зубы. Подушка была мокрой от слез, лившихся из моих глаз. Из груди вырывался стон плачущей души. Дрожащими руками я обхватила поджатые к груди колени, уткнувшись в них носом. Глаза я старалась не закрывать, снова и снова оглядывая полумрак больничной палаты, пытаясь убедить себя, что это был всего лишь сон. Как бы я была рада сейчас очередному приступу, который заставил бы меня забыть увиденное хоть на некоторое время, но он не наступал. Тогда я сделала над собой усилие и дотянулась до тумбочки.

«Не знала, что сны бывают такими реальными. Мне приснилось, что я держу на руках младенца, крохотную недоношенную девочку. Она была такой настоящей… до сих пор чувствую её тепло на своей коже. Мне снилось, что она не могла дышать, хрипела, слегка подергивалась, что-то внутри мешало ей. Мне снилось… что я взяла её за шейку…»

Больше ничего написать я не смогла. Ручка выпала у меня из рук. Сквозь застилавшие глаза слезы я смотрела на свои пальцы. Мне казалось, что я чувствую ими слабенький пульс. У меня возникло жгучее желание отрубить собственные руки, чтобы эти ощущения наконец прекратились. Жуткий истошный нечеловеческий вопль вырвался из моей груди.

Остальное я как будто наблюдала со стороны. В палату тут же вбежала Марина, и в моем плече оказалась игла. Долгожданное забвение, темнота и пустота окутали меня.

Когда я пришла в себя, Нинка незамедлительно сообщила, что меня держали в состоянии овоща четыре дня.

Сегодня четверг, как обычно у меня по четвергам беседа с Павлом Олеговичем. После четырех дней в постели мое тело плохо меня слушалось. Нинки почему-то в палате нет, и мне выдалась возможность спокойно подготовиться к визиту к врачу. Выпив таблетки, выданные Мариной, я отправилась в столовую на завтрак. Нинка сидела за дальним столом в окружении своих подружек и над чем-то очень громко ржала. Мне удалось спокойно поесть, и с этим я и направилась на прием к своему психиатру.

Павел Олегович стоял у окна и тут же обернулся, когда я переступила порог его кабинета.

– Кира Юрьевна! Проходите-проходите, присаживайтесь, – воодушевленно поприветствовал он меня.

– Здравствуйте, – произнесла я в ответ.

– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался доктор.

Полным ничтожеством – вот как я себя чувствовала.

– Нормально, – ответила я вслух, пожав плечами.

Мужчина в белом халате положил передо мной мою тетрадь для записей.

– Помните ли вы свою последнюю запись здесь?

О да, я отлично помню эту запись, хотя шок уже прошел, приступ и лошадиная доза успокоительных на четыре дня сделали свое дело, но груз вины, свалившийся на мои плечи во время того видения, все ещё давил на меня.

– Кира… – окликнул меня Павел Олегович.

– Да… Да, я помню… – поспешила ответить я.

– Всего лишь сон, Кира. Это был лишь сон, ночной кошмар, – голос доктора звучал твердо, уверенно и ласково.

– Я знаю, Павел Олегович. Знаю. Но он был такой…

– Реальный? Да, милая, но он уже кончился. Исчез вместе с восходом солнца.

За окном и вправду светило осеннее солнце, беззаботно блуждая в желтой листве на пару с прохладным ветерком.

– Почему?

– Что почему, Кирочка?

– Почему это происходит со мной?

– Природа подобных явлений… – начал было читать мне лекцию по психологии доктор, но я смерила его тяжелым взглядом. Мне не нужны сложные термины, лишь простой ответ на уровне моего сознания.

– Это болезнь, Кирочка, – ответил доктор, – как и многие другие, которую мы пытаемся побороть.

– Кто-то чихнул, и мой мозг сломался? Как и вся моя жизнь? – с негодованием спросила я.

– Вам хочется найти виновного в вашем состоянии, это свойственно всем людям. Но лучше искать не виноватого, а решение проблемы.

– Прошло уже шесть лет! – выпалила я. Из глаз моих хлынули слезы. – Шесть лет! Я потеряла все! Что со мной, доктор?! Прошу вас, помогите мне!

Павел Олегович обнял меня за плечи.

– Я помогу вам, милая. А вы помогите мне. Будьте сильной.

На этот раз мне удалось успокоиться без успокоительных. Санитарочка проводила меня в палату. Я улеглась на кровать на живот и начала очередную запись в дневник.

«Помню ли я свой сон… ещё бы его не помнить. А ещё я помню, что завтра пятница – день свиданий. Я выносила, родила и вырастила троих детей, и потому мой сон особенно ужасен для меня. Жизнь и здоровье ребенка – основополагающие ценности в моей жизни, и вдруг я вижу, как собственными руками душу младенца!»

Меня трясло от собственных мыслей. Буквы плясали и не попадали в строки.

– Ох, и правда, сестренка! Жуть-то какая. Может, это тебя от новых таблеток так прет? Надо же, детёнка укокошить! – лохматая голова моей ненавистной соседки нависла над моим плечом.

В ответ ей я зарычала, от негодования у меня вновь защемило в груди. Решив, что она не стоит моей жизни, я попыталась абстрагироваться и дышать глубже.

– Ой! Уже рычать начала…

– Прекрати, Нинка! Да что тебе от меня надо? Иди-ка к своим подружкам сходи или предложи себя какому-нибудь санитару, вдруг сегодня твой день, – попыталась я договориться с соседкой по-хорошему.