Ри Гува - Черный Белый

Наши ничтожные пожитки вызвали и грусть, и смех. Дэйтон не забыл про воду и контейнеры с едой. Их было не так уж и много.

К тому времени, когда заплаканная мама вышла из ванной в темных брюках и черной водолазке, мы уже собрали ее вещи. Серые старенькие кроссовки, красовавшиеся на ее ногах, я видела уже лет десять, наверное.

Ее слезы я понимала. После Катастрофы Сфера стала для нее спасением. Мама ни разу не выходила за пределы стен за двадцать лет. А еще я понимала, что позже мы непременно вернемся к обсуждению меня и моей безответственности.

– Все готовы? – спросил брат, мельком глянув на потускневшую маму. – Тогда выходим!

Нацепив на спину сумку, я пошла вслед за Дэйтоном и мамой, но обернулась.

Сейчас я видела эту комнатку в последний раз. При виде четырех стен с одним окном и дверью в ванную, меня обуяли странные чувства: смесь холодного равнодушия, печали и облегчения. Стены были пошарпаны, а пыль на оконных занавесках можно увидеть невооруженным взглядом. Три матраса, три подушки, три одеяла. Несколько старых коробок от еды и какие-то старые бумажки.

Первое, о чем я подумала, это папа. Мне хотелось верить, что он бы сейчас с радостью убежал из Сферы. Он ее ненавидел, хоть был вынужден жить здесь, ведь других городов больше не было. А папа боялся того, что вне. Мы все боялись. Ведь то, что нам рассказывали про мутантов за стенами, казалось верной гибелью. И сейчас мы направлялись именно к ней.

Я захлопнула дверь не только в мой дом, но и дверь в прошлое, угнетающее своим прозябанием и дерьмовой жизнью.

Прощай, милый дом! Возможно, следующие хозяева будут ценить тебя больше, чем я…

.............................

– Как ты планируешь выбраться наружу? – шепотом спросил Дэйтон, пока мы оглядывали прилегающие дороги с нашего заваленного крыльца.

Комендантский час уже давно наступил, но в данный момент на нашей улице не было патруля.

– Пролезем через ту дыру, о которой говорил Стив. Ну, помнишь?! Через которую они выбегали наружу, чтобы увидеть уродов. Она недалеко, ведь? – прошептала я.

Я знала, что Дэйтон хорошо понимал, о какой дыре речь, но я ничего никогда не расспрашивала. Стив говорил, что как-то раз и Дэйтон бегал с ними, но я не хотела уточнять это при маме. Нам абсолютно не нужен очередной приступ истерики.

– Это недалеко от старой церкви. До туда минут пятнадцать пешком. – объяснил Дэйтон, не боявшись, что мама что-то заподозрит в таком состоянии.

А мама действительно выглядела как призрак. Лишь на мгновение она оживилась, когда Дэйтон взял ее за руку. У них произошло что-то вроде немого диалога, ведь мама ни слова не проронила после выхода из ванной.

Здания, вдоль которых мы пробирались, вмещали больше людей, чем предполагалось их создателями. В одной старой книжке было сказано, что раньше каждый такой дом принадлежал лишь одной семье. С ума же сойти! Целый двух- или трехэтажный дом – для всего одной семьи. Оттуда же я узнала, что раньше любили заводить питомцев, а у каждого члена семьи была своя комната (у некоторых даже несколько комнат: в одной человек спал, в другой работал, в третьей обедал с семьей). Для гостей, которые приходили на какой-нибудь праздник, была отдельная комната. Если честно, в это верилось с трудом. Учитывая, что это было всего двадцать два года назад… Это вся моя жизнь, а я не считала ее длинной.

Хотелось бы родиться пораньше, чтобы застать те волшебные времена, но я родилась именно в год Катастрофы. Данный факт приравнивался к чуду, потому что – как нам говорили в школе – выжили только сильные, быстрые и умные. Мне неоднократно твердили, что в год Катастрофы выжившая беременная женщина, и вскоре родившая здорового ребенка – это было сказочное явление, и что я должна ценить каждый момент своей жизни и благодарить родителей. Наблюдая сейчас за собой со стороны, было очевидно, что я ослушалась всех этих добрых советчиков.

Мы крались уже минут десять и пока никакого движения на улице не заметили. На самом деле все вокруг выглядело тихо: пустая широкая дорога, дома по обеим сторонам. Если бы не приглушенные настенные светильники вдоль тротуара, то нас бы окутала кромешная тьма. Они, конечно, были для патруля или безопасников, но благодаря этим лампочкам, нам не пришлось включать фонарики.

Несмотря на то, что ни на улице, ни в окнах не было ни единой души, меня не покидало ощущение постоянной слежки. Казалось, что все вымерло, а равнодушные мертвецы продолжали следить из всех щелей.

Вся Сфера казалась единым организмом, который любил поиграть со своей жертвой, прежде чем прихлопнуть ее. Тишина и безлюдье, запах страха и пыли – эти обязательные атрибуты Сферы давили на меня, разжигая ужас.

Проходя каждый дом или угол, я невольно отмечала места, в которые можно было вжаться, если вдруг появится патруль. Но пройдя половину пути, никто – ни мертвец, ни безопасник – на нас так и не набросился.

Осталась всего пара домов, большой перекресток, затем разрушенный забор со старой церковью, и за ней – долгожданная прореха в безупречной стене. Как дар для хулиганов и нарушителей порядка… и для нас.

Я прокладывала путь самая первая. За мной были брат и мама, которые ни разу не отпустили руки друг друга после выхода из дома. Стыдно признаться, что я ревновала из-за этого, но это так. И даже не знаю, кого к кому, ведь выглядело так, что они вместе, а я сама по себе. К маме претензий не было – она никогда меня не любила – а вот брата я считала ближе к себе, чем к ней.

Мама выглядела так, будто ее могло стошнить в любой момент: бледное мраморное лицо с остекленевшими глазами делали ее похожей на красивую статую. И несмотря на то, что она всегда была главная и всегда делала из меня козла отпущения, мне было жаль ее. Какая-никакая, но эта женщина была моей семьей.

Погрузившись в мысли, сама не заметила, как замедлила шаг.

– Что такое? Патруль? – насторожился Дэйтон.

– А? Нет! Я просто… задумалась. – пробурчала я.

– Очень вовремя, детка! – фыркнул Дэйтон. – А ты не могла бы позже заняться этим дерьмом, раз уж втянула нас в приключения?! Давай дойдем до пункта А, а после вместе подумаем о жизни, идет? Теперь двигай задницей, черт возьми! – он практически орал шепотом.

То, как мой братик справлялся с пневмонией и стрессом, не могло не восхищать. Находясь на грани обморока, да еще и с полуживой мамой позади, он умудрялся дерзить. Я любила его за это.

Дойдя до угла последнего дома перед большим открытым перекрестком, я запаниковала. Мы на нем как в чистом поле среди ясного дня, но по-другому не пройти.

– Я первый. – шепнул Дэйтон и обошел меня.

Пришлось перенять у него мамину ладошку. Сказать, что мне стало неловко от этого – ничего не сказать. Но мама будто и не заметила подмену.