Ксения Власова - Чужой мир

Я сглотнула. На ум пришло что-то про кару до седьмого колена. Действительно звериная жестокость… Кажется, с фразой о том, что сын за отца не ответчик, цинфийцы не знакомы.

После прочитанного на душе стало как-то беспокойно. Я встала с кресла и бездумно направилась на кухню. Немного постояла возле буфета, то открывая, то закрывая дверцы шкафчиков. Затем спохватилась, недовольно цокнула языком от бессмысленности своих действий и присела за стол, чинно сложив руки на коленях. Не прошло и минуты, как я подскочила и подошла к окну. Браслет на правом запястье жалобно позвякивал – я вновь нещадно теребила его, даже не замечая этого.

Облокотившись на подоконник и подперев ладошками подбородок, я какое-то время молча обозревала наш двор. Обычный день в неблагополучном спальном районе. Пара смельчаков гуляет с детьми, а вон та пожилая женщина что-то кричит. Я перевела взгляд чуть левее и заметила два бегущих со всех ног силуэта с женской сумочкой в руках. Навстречу ворам шли люди, но никто даже не помыслил вмешаться в происходящее.

Надо запомнить эту картину. Едва ли она возможна на Цинфе.

Я тут же задалась вопросом о том, публичные ли у них казни, но решила подумать об этом позже.

Я не могла не признать, что немного напугана, но не хотела делать поспешных выводов. Нет ничего хуже чужих умозаключений, принятых на веру.

Немного успокоившись, я вернулась в комнату и вновь уткнулась в нетбук. Кажется, снова выдержка из диссертации.

«Цинфийцы нашли весьма любопытный способ снятия социальной напряженности. На улицах были поставлены огромные экраны, день и ночь транслирующие фильмы и сериалы. Спектр развлекательных программ так обширен, что может удовлетворить любой вкус. Возле каждого экрана собирается своя компания местных жителей, которая путем голосования решает, что именно будет смотреть.

Развитие индустрии масс-медиа обеспечило жителей новыми рабочими местами (режиссерами, сценаристами, актерами, съемочным персоналом) и частично разрядило ситуацию.

Интересно, что даже в вопросе выбора развлекательной программы цинфийцы демонстрируют активную гражданскую позицию. Проявляя живой интерес к жизни актеров и других публичных людей, они готовы на поразительную преданность кумиру, которая мгновенно испаряется, если объект восхищения совершает ошибку. Любой скандал, пятно на репутации может превратить любовь в презрение, и тогда карьере бывшего любимца приходит конец. Все проекты с ним подвергаются полному игнорированию. Изгою практически невозможно вернуть былую популярность.

Как мы видим, даже в этом вопросе четко проявляется редкое у других рас единство».

Я вздохнула. С каждым прочитанным словом я все больше понимала, что Алекс поставил передо мной крайне сложную задачку. Я не была уверена, что решу ее, поэтому иррационально злилась на цинфийцев. Чем сильнее я боялась провалить задание, тем большее раздражение у меня вызывали так называемые новые союзники землян.

– Варвары, просто варвары… – тихо пробормотала я, а потом решительно щелкнула по ярлыку языковой программы. Паниковать буду потом. На Цинфе.

Придется вспомнить цинфийский. Варвары они или нет, но язык у них, помнится, весьма любопытный.

Я недовольно косилась на экран, силясь понять, как всего одна ошибка в символе смогла безобидно-позитивное восклицание: «Какой прекрасный сегодня день!» превратить в уныло-плаксивую жалобу: «Моя любимая цапля сдохла», когда оглушительный стук в дверь заставил раздраженно оторваться от языковой программы.

– Данишевская! Майя Данишевская!! Живая или мертвая, ты сейчас же откроешь мне дверь!

Я растерянно моргнула. Это голос Лиди или мне кажется?

– Данишевская!!!

Вряд ли это извращенная фантазия перетрудившегося мозга. До разъяренной Лиди в амплуа воинственной амазонки он бы не додумался.

Судя по ударам, подруга намеревалась снести с петель и без того не особо прочную дверь. Не то чтобы я была к ней нежно привязана (к двери, имеется в виду), но лишать свой дом хотя бы видимости защиты мне не хотелось, а потому я лихорадочно вскочила с постели. Уже на бегу окинула комнату быстрым взглядом и впервые за пять дней увидела ее без белесой пленки скачущих символов перед глазами. Покраснев, я торопливо стряхнула с незастеленной кровати крошки от крекеров и накинула сверху плед. Затем покосилась на дивизию немытых кружек из-под кофе, которая обвиняюще выстроилась на полу, и мысленно махнула рукой. Как говорил Алекс, если не успела спрятать труп, сделай вид, что он сгнил задолго до твоего появления.

– Иду! – крикнула я и, щелкнув замками, распахнула входную дверь. Та с готовностью заскрипела, словно давно ждала повода и теперь с удовольствием ябедничала на противного хулигана. Вернее, хулиганку.

– Слава богу, живая! – с облегчением выдохнула Лиди и, перешагнув порог, сжала меня в объятиях.

– В новостях передали соболезнования родным по поводу моей внезапной кончины? – удивленно поинтересовалась я и махнула рукой в сторону кухни. – Пойдем, я чем-нибудь тебя угощу.

Память с вежливостью, смахивающей на издевку, напомнила, что после почти недельной добровольной изоляции угостить я могу разве что водой из-под крана.

– Ты хоть читала то сообщение, что отправила мне пять дней назад?

– А что с ним не так? – не поняла я, заглядывая в пустой буфет. На полке сиротливо стояла ополовиненная банка с кофе.

Подумалось, что на дверцах шкафчика вполне гармонично смотрелась бы надпись: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Хмыкнув, я на автомате принялась переводить ее на цинфийский. Уткнувшись взглядом в пространство, я не сразу услышала обвиняющие нотки в голосе Лиди.

– «Некоторое время не смогу появляться в кафе. Не волнуйся. Дам о себе знать, как только появится такая возможность. Целую, Майя». Ты знаешь, что это ужасно напоминает прощальное письмо?

– Да, попахивает мелодрамой, – вынужденно согласилась я, мысленно дописывая последний символ. Затем тряхнула головой, возвращаясь к реальности, и привычно потянулась за туркой.

– Извини, неважно получилось. Хочешь, перепишу? – почти без иронии уточнила я. Работа корректора накладывала свой отпечаток.

Лиди посмотрела на меня с осуждением, выворачивающим душу наизнанку (она умела одной мимикой передавать столько эмоций, что актерам немого кино пришлось бы бороться с приступом острой зависти). Я тут же виновато замолчала и смущенно отвела взгляд. Смущенно еще и потому, что в карих глазах подруги отчетливо можно было различить нецензурные символы и восклицательные знаки.

Все, совсем заработалась. Надо делать перерыв…

Я с удвоенным рвением заколдовала над плитой, выставляя огонь нужной температуры и помешивая в турке воду со специями.