Галина Чередий - Крылья мглы

– Ро, ты никогда не изменишься, да? Всегда только либо черное, либо белое? – вздохнула Илэш, смиряясь и отставая от него. – В мире есть и другие цвета и оттенки, знаешь?

Он знал. Теперь. К сожалению. Например, масса вариаций красного в последние дни, и они напрямую были связаны все с той же проклятой Войт. Сначала непонятная вспышка теплого красно-оранжевого в зале Даров, пробудившая в нем необъяснимое любопытство. Она стояла к нему спиной, одетая в такую же безобразную обвисшую ядовито-желтую робу, как и все вокруг, и Крорр не мог увидеть лица, лишь жуткие синие волосы в косе и очертания изящной шеи. А еще позу. Она будто ждала нападения сразу и отовсюду, одновременно готовая и уйти в глухую оборону, и стремительно атаковать. Он мог обойти ее, мог приказать убраться с дороги, но крыло дернулось тогда, будто само собой, толкая ее в бронзовую зону. Первый раз с тех времен, как он научился владеть своими крыльями в совершенстве, произошло нечто подобное. Как оказалось, первый, но не последний. Это безобразие с цветовыми фокусами и своеволием частей собственного тела стало проявляться с завидным постоянством, стоило Войт попасть в поле его зрения. Естественно, это не могло не выводить Крорра из себя. Кому бы такое понравилось? Пульсирующие волны насыщенного темно-розового, окружающие ее обнаженное тело в общем душе и против воли притягивающие его внимание, резко становившиеся почти коралловыми, когда озабоченные юнцы-уголовники пялились на нее слишком пристально, излучая флюиды чистой похоти. Пелена настоящего кровавого, пока он камнем несся вниз, наблюдая за стычкой Войт и Зенски, которая отхлынула лишь в тот момент, как настоящая кровь агрессора окрасила его клинок. Кокон цвета переливчатого пламени, окруживший девушку в его ванной, в то время как он стоял и пялился, неожиданно утратив способность двигаться и четко мыслить, и боролся с иррациональной потребностью коснуться его рукой или даже окутать крыльями, чтобы узнать, согреет или обожжет. Но хуже всего была та тяжелая, почти непроглядная и удушливая завеса яростно-багрового, что накрыла от вида чужого мужского тела поверх ее. Губы на губах, его руки удерживают неподвижно ее запястья, ноги раздвинуты, ни миллиметра пространства между ними… Точно, как в том сне-наваждении Крорра, где он сам распростер обнаженную Войт на своей постели, обездвижив руки над головой, терзая ее рот свирепыми поцелуями и вколачиваясь в нее с такой одержимостью, точно карал за что-то, а не гнал обоих к опустошающему наслаждению. И в том видении она выгибалась так, что почти сбрасывала с себя в ответном страстном безумии, резко толкала свои бедра ему навстречу, вдавливала пятки в поясницу, пришпоривая, требуя, требуя больше и сильнее. Кусала его губы, рычала и протяжно стонала в его рот, отчаянно пыталась вырвать руки из его хватки, подстегивая этим его неестественное возбуждение еще больше. Очнулся Крорр от того краткого сна весь в поту, с ломотой в напряженных до предела мышцах, словно и правда от дикого постельного марафона, и пульсирующей тягучей болью в паху. Встав под ледяной душ, подумал, что нахождение рядом со всеми этими отморозками, насильниками, похоже, сродни какому-то особенно заразному вирусу и нужно лучше контролировать себя. Никогда он не позволял себе никакой дикости с партнершами в постели. Никогда даже не фантазировал о чем-то таком. Тело женщины, делящей с тобой постель, пусть и без любви, просто ради удовольствия и снятия напряжения, нужно почти боготворить, изнуряя долгой изощренной лаской, а не таранить и рвать, подобно ошалевшему от вожделения животному. Секс – действо, несущее освобождение и умиротворение, требующее чуткости и внимания к ощущениям партнера, а вовсе не оголтелое сражение сшибающихся будто в смертельном поединке самца и самки. Что же, тут Илэш права: Войт – это живое разрушительное пламя, способное без труда пожрать контроль кого-то более слабого, но не Бронзового ликтора, конечно. Стоит признать это и даже изучить, как он всегда досконально изучал своих врагов. Как только Крорру станет понятна природа ее странного воздействия на него и не только, то справиться с проблемой будет гораздо проще. А пока ему нужна от нее дистанция. Чем пристальней он всматривается в Войт, тем больше зацикливается на своей неправильной реакции на нее, а значит, видит не всю картину, а лишь то самое раздражающее и отвлекающее переменчивое пламя. И тем больше закрывается и напрягается сама злобная девица, повинуясь своим зверским инстинктам. Как только он внушит ей, что больше не следит за ней пристально, она переключится на защиту от кого-то или чего-то другого, и тогда можно будет добраться до сути с позиции логики. Это план ему нравился.

– О, Войт! Как ты? – Хильда была единственной, кто открыто улыбнулся при моем появлении, остальные смотрели мрачно, а то и откровенно враждебно. Как будто это могло мне испортить аппетит.

Ответила волчице неопределенным пожатием плеч. У меня от запаха пищи свело желудок и ноги ослабли, и чувствовала я себя дико уставшей, но не радовать же этими новостями злобно пялящихся на меня одногруппников.

– За какие такие заслуги ей уже позволено есть? – подала голос шлюшка Картер, пронзая меня ненавистным взглядом. – Что, уже небось обслужила командира ради поблажек?

Я не собиралась хоть как-то реагировать на ее выпад, пусть сама глотает свой яд, не достигший цели. У меня в планах подкрепиться кое-чем более питательным. Хильда резко повернулась к ней, явно намереваясь отчитать, но ее опередил тот самый дерзкий парень, Рамос, который схлопотал у ликтора физическое внушение за отказ от дежурства по столовой.

– Захлопнись, дешевка лупоглазая, – рыкнул он, – не равняй всех по себе. Это только такие, как ты, поблажки, стоя на коленях или лежа на спине, зарабатывают.

– Да кто ты такой, чтобы меня затыкать? – тут же переключилась она на него, сразу переходя на почти змеиное шипение.

Что за проблема у этой смазливой куклы? Банальный недотрах, шуточки о котором так любят отпускать мужики? Неужто можно настолько идти на поводу у животных инстинктов? Алле, Летти, не торопись осуждать кого-то, если сама каких-то десять минут назад едва могла стоять на трясущихся ногах рядом с Бронзовым и чуть ли не готова была лечь под него, прямо посреди того двора, продлись наш контакт чуть подольше. Единственное мне оправдание – странное воздействие ликторского запаха и этих гребаных потрясающих крыльев. А у этой Мелинды какое? А, вообще-то, по хрен!

– Я тот, кому ты вчера предложила свою задницу, но у меня, в отличие от дебила Зенски, хватило мозгов отказаться, – презрительно скривился Рамос, пока я торопливо продолжала закидываться едой, внимательно, однако, наблюдая за происходящим. – Как, впрочем, и каждому обладателю члена за этим столом. Придется тебе чисто своими пальцами обходиться, пока не найдешь такого дурня, что готов будет башкой рискнуть ради перепиха.