Шурочка Матвеева - Космолёт за горизонт

– На Скеррихе? Не далековато ли для пикничка?

Катька неопределённо пожала плечами. Чего-то она не договаривала, это было ясно.

– Да это не я придумала. Это всё Корнилов. Привязался, как репей к собачьему хвосту. Хочу, мол, днюху в девственных горах Анчальи. Мечта детства, всё такое. И без меня никак не обойтись. Сказал, если не прилечу, сам за мной явится и привезёт в грузовом отсеке.

Произносилась эта тирада как бы шутя, но Катька слишком нервничала и отводила глаза. Как будто за всем этим скрывалось куда больше, чем она хотел сказать. И вообще, Катька выглядела как-то необычно. Сразу не разглядишь, но что-то изменилось.

– Кто этот Корнилов? Я его знаю?

Катька опять как-то неопределенно отмахнулась. Сделала вид, будто отвлеклась на свои кулинарные подвиги.

– А, если не знаю, зачем вам там я? ты же знаешь, я не умею с незнакомыми людьми. Я унылое говно.

– А тебе трудно составить мне компанию? Всё равно сидишь, мхом порастаешь. А так… Ты развеешься и развлечёшься. Я не буду одной бабой среди выпендривающихся друг перед другом павлинов.

– Что? – Кира давно привыкла к неожиданным идеям подруги, но в этот раз Катька превзошла саму себя.

– А что тебе не нравится? Билеты я оплатила? Оплатила. До Скерриха тоже довезу. С комфортом. И будут горы, лес, посиделки у костра – всё, как ты любишь. Можешь с Корниловым не разговаривать, он даже не заметит. Будешь моей группой поддержки. На всякий случай.

Вот.

Вот оно.

– На какой ещё случай? Что ты затеяла?

Катька рассмеялась.

– Ничего такого, о чём бы я не могла рассказать своей маме!

Кира криво усмехнулась. Маму подруга строила на раз-два и заставляла ходить по струнке. Поэтому смело могла ей рассказывать всё, что угодно, даже самое сомнительное.

– А ты как бабка на лавочке, – фыркнула Катька, наконец отмывшись от муки и специй и выставляя на стол перед гостьей ведёрные кружки в крупный белый горох. – Сплетен тебе подавай, да попикантнее. А не будет остренького, сама напридумываешь, к любому поводу прицепившись.

Опровергать настолько грубую клевету Кира не стала. Взяла двумя руками кружку, придвинула поближе.

Катька села напротив. Открыла коробочку с крекерами.

– Ты, может быть, нормально поесть хочешь? Нет? Тогда бери печеньку. И забей ты на этого Корнилова. Он вполне себе котик, когда трезвый.

– Прелестная рекомендация, – рассмеялась Кира. – Особенно принимая во внимание, что мы отправляемся на Скеррих как раз ради пьянки.

– Ну почему сразу пьянки? Там совершенно обалденные туристические маршруты! – неубедительно заверила подруга. – Ты ешь, ешь…

Кира наконец поняла, что изменилось в Катькином внешнем виде. Обычно пренебрегавшая декоративной косметикой, подруга сделала брови. И ресницы, кажется, тоже. Совсем немного, у хорошего мастера, если не знать, и не догадаешься.

Да и в целом – такая мелочь…

***

Тони пришёл уже совсем вечером. «Ночером» – как они обычно называли такое время. Большой, шумный, чем-то напоминавший не то особо добродушного медведя, не то пса земной водолазной породы. С порога облапил сначала жену, потом гостью.

– Всё купил! Всё заказал! С утра вылет.

И должно было это прозвучать весело, но как-то не получилось. Не прозвучало. Кира поостереглась спрашивать. И так взвинченная до предела Катька носилась по дому, собирая какие-то супер-важные вещи. Помочь в этом было невозможно, только не попадаться на пути. И под стрелой не стоять, ага.

На правах гостьи Кира уволокла термос с травяным чаем и какую-то смешно закрученную булочку и сбежала на берег. Она, конечно, не Катька, чтобы рассекать часами на лыжах. Она просто нашла уютный укромный уголок среди камней и уселась так, чтобы волны лизали босые ступни. Планшет захватила с собой. И флешку с фотками. Смотреть их в компании с комментариями и весёлыми воспоминаниями было бы интереснее, но слишком уж хотелось занять себя чем-нибудь прямо сейчас.

Флешка была Катькиной. Подруга любила снимать всё вокруг, без каких-либо претензий на искусство. Просто на память. Чтобы было.

Первые несколько десятков примеров разнообразной Каледонской флоры и фауны (фауну представляли ящерки и лягушки всех цветов радуги) Кира пролистала быстро. Нет, она любила природу. Но живьём, а не на экране.

Было несколько снимков самой Катьки – на лыжах, на дельто-пластинах, на каких-то смешных пузырях, на которых она каталась на Фениксе в последней поездке. Это, конечно, Антон снимал. Видно было что сделано, если не с любовью, то с любованием каждой чертой. Кире это не казалось удивительным. Катька была красавицей всегда. А то, что она сама как будто вовсе этого не ценила, словно делало эту красоту ещё заметнее. Ведь когда неогранённый камень сияет так ярко, если огранить, больно глазам же будет!

И снова горы, водопады, разогнавшийся сквозь Радужные врата флайер с открытым верхом. Хм. А флайер-то не Катькин. Незнакомый какой-то и явно крутой. Нет, Кира в них не очень разбиралась. Не её профиль. Но машинку повышенной проходимости от стандартной легковушки отличить всё же могла. Этот серебристый монстр явно был из везделётов. Как у Кириного отца, только новой модели.

Покататься бы на таком. Вспомнить, как оно, когда пределов почти нет.

А это ещё кто?

С планшета смотрел незнакомый парень с длинными, заплетёнными в модные в этом сезоне наивельские косички, волосами. Пижон. На Земле подобные веяния прижились поскольку-постольку, всё же древняя планета, консервативная. Для Каледонии тоже было неожиданно, конечно. Но кто сказал, что этот чувак с Каледонии? Мало ли где социально активная Катька его подцепила?

И это явно был не случайный кадр. Потому что дальше была ещё его голография. И ещё. В разные дни – потому как в разных шмотках, и антураж кругом тоже явно разный.

Симпатичный парень. Молодой. Ринкиных лет, наверное. Где Катька его взяла?

Улыбчивое лицо с чересчур правильными чертами. Голубые глаза. Прямой нос. Открытая улыбка. Грива этих волос медовой рыжины, в косичках бусины, пёрышки, переливчатые диоды. Яркие рубашки, распахнутые на груди. Брюки «лётного» фасона. Тяжеленные ботинки. Явно рисуясь перед зрителями, незнакомец то стоял, крыльями раскинув руки на краю какого-то обрыва. То целовал мраморную руку древней статуи на развалинах Ли-Маамэ. То кружился в лихом, хоть на Кирин взгляд и слегка нелепом танце, на светящейся переливчатым светом прозрачной площадке. Ему всё это, безусловно, очень шло.

Вот только у Киры с некоторых пор образовалась аллергия на красивых мужиков. Особенно на тех, кто о своей красоте давно в курсе и умеет ей пользоваться.

Следующий кадр был портретом.

Нет, всё-таки симпатичный. Лицо, привлекающее не только чертами, а какой-то неожиданной теплотой. Искренностью. Сложно было не улыбнуться в ответ.