Эль Бланк - Колечко для наследницы

– Но ведь иного способа победить, не понеся еще больших потерь, не существует, – напрягается Тогрис. Он явно не понял смысла моего предложения, потому я радостно сообщаю:

– Вот именно! А раз такого способа нет, значит, вы – самый умный и дальновидный стратег в империи!

И достойный будущий император – добавляю про себя. Ведь поскольку иные комбинации проигрышные, игроки быстро поймут, что командующий действовал верно и в нападках на него нет ничего, кроме попыток очернить. А уж в том, что попробуют свои силы все, можно даже не сомневаться. Азарт сделает свое дело.

Представляю, как мудрый Хэйрас Навин ли’Тон снисходительно, с апломбом скажет уже успевшему потерпеть поражение в игре силачу Рому Олиин ош’Лаку: «Смотри, как надо!» Сядет за стол с «Ривусом» и… с треском проиграет. А вокруг – те самые репортеры, что так рьяно подхватывают любую сенсацию. И новый взрыв в новостной ленте: «Наследница выбрала идеального кандидата на пост императора!» Шикарная картинка!

Не знаю, может, Тогрису на ум пришла какая-нибудь другая, но он тоже улыбнулся. Еще неуверенно, робко, но ведь пять минут назад даже об этом можно было лишь мечтать.

– А тот, кто откажется проверять свои силы, тем самым признает себя некомпетентным, – закрепляю результат. И перехожу к следующему этапу, словно спохватываясь: – Тогрис! Вы ведь согласились на имплантацию?

– Да. – Теперь и голос звучит спокойнее, увереннее. – Правда, для этого мне придется несколько месяцев провести на Шеноре. Врачи настаивают на длительной реабилитации.

– Ничего страшного, – успокаиваю его. – Наоборот, это опять же к лучшему. Совместите лечение с разработкой игрового поля. К окончанию реабилитации и «Ривус» пополнится новой стратегической эмуляцией, и вы думать забудете, что в вас есть что-то искусственное. Шенориане по части сращивания неживого и живого настоящие профессионалы. Они же часто травмируются, потому как и характер у них воинственный, и условия на планете экстремальные. Вот и отшлифовали технологию восстановления тела до совершенства. Мама рассказывала, что у ее отца, моего дедушки, был искусственный позвоночник. А его министры все как один имели протезированные руки-ноги… Хорошо хоть не головы!

Наконец-то засмеялся. Успокоился, воспрянул духом, расслабился. Вот что значит правильно оказанная поддержка! И раз уж с задачей номер один я так успешно справилась, не откладывая перейду ко второй.

Поправив юбку, сдвигаюсь, оказываясь на самом краю скамьи.

– Вы упадете, фисса, – покосившись на меня, предупреждает Тогрис.

Он все еще улыбается, оттого и слова звучат отнюдь не наставительно. Хотя мне, разумеется, куда приятнее думать, что это потому, что он ко мне неравнодушен. Ну а если все же еще нет… Пять лет назад, будучи нескладной девчонкой-подростком, я ему нравилась. Неплохой старт. И чтобы к финишу – моему совершеннолетию – томлинец пришел влюбленным мужчиной, мне нужно сокращать расстояние. То есть быть к нему как можно ближе. И не только психологически.

– Действительно, – с неудовольствием смотрю на разделяющее нас пространство.

Небольшое, куда меньше вытянутой руки, оно кажется мне безобразно огромным. Потому нестерпимо хочется высказаться в адрес телохранителя, который поставил кресло так далеко, что Тогрис не в состоянии проявить галантность и меня поддержать.

Придется самой падать в нужном направлении. И делать это лучше из положения стоя.

Привычно, а потому ловко выбиваю ногой камушек из дорожки. Останавливается он у самых ног томлинца, закрытых плотным теплым пледом. Я спрыгиваю со скамьи, чтобы добытый снаряд подобрать. Замах и… И разумеется, в вертикальном положении я не удерживаюсь.

Нога соскользнула. Голова закружилась. Воздуха не хватило… Да мало ли какая причина лишила меня равновесия! Главное – результат. А он-то как раз мне очень даже нравится: я наконец оказываюсь там, где мечтала, – в руках мужчины и на его коленях. А еще больше мне нравится изумление, сверкнувшее во взгляде моего спасителя. И его хриплое:

– Идилинна…

– Что? – прикусываю губу, чтобы рот не растянулся до ушей от острых волн удовольствия, прокатывающихся по телу. – Вам неудобно? – Оплетаю руками его шею, с наслаждением скользнув ладонями по коротким волосам на затылке. Прижимаюсь к широкой груди и интересуюсь: – Так лучше?

– Я не об этом. – Тогрис зажмуривается и определенно дышит через раз, гася то самое влечение, что сейчас должен испытывать его организм. По крайней мере, я на это надеюсь.

– О чем тогда? – ласково массирую пальцами его шею.

– Вы уверены в том, что делаете? – распахивая глаза, отрывисто спрашивает, словно в воду бросается суженый. – Действительно этого хотите? Я же на грани. Все это время сдерживало меня лишь разделяющее нас расстояние и страх влюбиться в вас, а потом потерять. Но если я полюблю по-настоящему… – Он шумно сглатывает, борясь с эмоциями. – Поймите, тогда я уже не смогу хладнокровно с вами переспать, чтобы убрать возникшую у вас привязку, если вы все же передумаете и выберете другого жениха. Вы разобьете мне сердце… Вы убьете меня, Идилинна.

Его слова окутываются зовом нежности, сворачиваются в спираль неведомого мне ранее наслаждения столь желанной близостью, затягивают в водоворот ласкового притяжения. Оттого и говорю уверенно, ни на мгновение не усомнившись в принятом решении:

– Мне не нужен никто другой.

– Это говорит ваше тело, а не разум, – вздыхает упрямец.

– Ну да, – подтверждаю, точно зная, что мои попытки его переубедить будут менее результативными, нежели следование логике, направление которой он сам задал. Я не раз в этом убеждалась – мужчины никогда не примут открытое противостояние женщины. – Но ведь вы прекрасно знаете способ все изменить.

– До свадебного танца еще пять лет, – напоминает Тогрис.

– До свадебного танца я и не посмотрю ни на кого другого. Мне привязка не позволит, – улыбаюсь, заглядывая в темную глубину оранжевых глаз. – Может, вы меня уже обнимете? А то я соскальзываю.

Демонстративно ерзаю, усаживаясь удобнее, и наконец получаю больше, нежели простую поддержку: руки мужчины оплетают мою талию, практически вжимая боком в напряженный корпус.

Облегчая контакт, я опускаю голову ему на плечо и радуюсь отсутствию плотного мундира, которому томлинец предпочел теплый, но тонкий свитер. Потому и ощущения мои куда более явные, контрастные. Подъем и опускание груди вслед за дыханием. Негромкий стук сердца. Непривычный запах медикаментов, миоцы и еще чего-то незнакомого, от которого кожа покрывается мурашками.

– Вам холодно? – беспокоится Тогрис.

Он не видит моего лица, но и разжимать рук, чтобы меня отстранить, не хочет. Потому голос звучит над виском, дыхание шевелит волосы и щекочет. Однако все, что усиливает притяжение, меня сейчас более чем устраивает.