Влад Лукрин - Машина, сгоревшая от любви

Но больше всего ей нравился апрель-май, когда распускались тюльпаны. Они были яркими и бархатными, как ее надежды. Порой ее охватывало желание прийти в цветник с электронным холстом и рисовать с натуры всю эту красоту. В мечтах она это делала тысячу раз. Однако с мольбертом до цветника так и не дошла: пока боролась с сомнениями (как отреагирует Фиалка, стоит ли светиться с холстом, учитывая, что над ее увлечением и так посмеиваются), цветник исчез. Как узнала Ника, Фиалку забрали на большую землю, и ухаживать за цветами стало некому.

А вот рыбаков, между прочим, никто не забирает, словно они тупиковая ветвь эволюции.

Ника с ироничным скепсисом покосилась на рыбаков. Но Артем вернул ее в романтическое русло, спросив, придет ли она на его футбольный матч. Ах, конечно! С большим удовольствием. Когда?

Они миновали пустырь, обогнули озеро и вышли на улицу с длинными заборами. Здесь жили состоятельные люди социального квартала, точнее – одного из его районов. Сам квартал занимал гигантскую территорию.

За углом начинался забор ее дома. Они остановились. Точнее, остановилась она: проститься лучше было здесь, чтобы не попасть под прицел родительских видеокамер. Артем последовал ее примеру.

Настал вечно неловкий момент прощания. Артем повернулся к Нике и пристально посмотрел. Его короткие чернильные волосы вызывали у девочек школы неодолимую потребность вздыхать. У нас будет двое детей, подумала вдруг Ника. Мальчик и девочка. Нет, трое: лучше два мальчика. Назовем их…

Вдруг Артем взял ее за запястье. Ника почувствовала тепло его ладони. Надо уходить, это точно. Но от его прикосновения у нее слегка закружилась голова. Что-то должно произойти, чему сопротивляться нет сил. И все-таки сопротивляться надо. К тому же скоро по улице может пройти отец, никак нельзя попадаться ему на глаза в такой момент. Надо уходить!

– Постой, – прошептал Артем.

Она поняла, что начинается то самое, к чему она еще не была готова, чего боялась и желала одновременно. Ее рука дернулась, пытаясь вырваться из захвата. Но Артем держал крепко.

– Подожди, – тихо сказал он.

От его голоса, наполненного мягкой властностью, ее ноги ослабли и чуть не подогнулись в коленках. Страшно было остаться. И страшно уйти: не обидится ли? Ведь она почти придумала, как назвать девочку: Марта, хорошее весеннее имя. Никак нельзя его сейчас обижать!

– Чего ты боишься? – Он улыбнулся. – Постой.

Ника опустила глаза и увидела, что темные бутсы Артема хищно нацелились на ее кроссовки. Они явно готовились вот-вот броситься вперед и подмять пестрые девичьи бегунки. Кроссовки Ники чуть отползли назад. Бутсы решительно придвинулись. Их самоуверенность импонировала кроссовкам, но не была достаточным поводом сдаваться без боя.

Вдруг Артем отпустил руку Ники и – не успела она перевести дух – взял обеими руками ее лицо и сказал:

– Не опускай глаз, глупышка.

Ника закрыла глаза и опустила подбородок, чтобы Артем не смог поцеловать ее. Не сейчас! Слишком рано! Да и отец может увидеть – будет большая беда.

Но Артем был настойчив. Его мятное дыхание несколько раз касалось щек Ники, пока губы искали цель.

– Что с тобой происходит? – спросил он после очередной попытки.

Ника молчала, ей было очень страшно разомкнуть губы. Тогда Артем крепко обнял Нику за плечи. Она было обрадовалась, что все самое страшное позади, но не тут-то было. Артем заправил за ухо ее локон, нежно сказал: «Ты – глупышка, не надо меня бояться» – и поцеловал. Как-то само получилось, что его губы прорвались к ее губам. И она ничего не могла сделать.

Его язык наткнулся на заслон ее зубов, а она, стиснув их, держала этот рубеж, сгорая от радости и ужаса. Это не был нормальный взрослый поцелуй. Но все же они целовались! Очень нежно. Артем нажимал, пытаясь пробить языком оборону. В какой-то миг ему удалось приоткрыть заслон, однако тут Ника вырвалась и убежала.

Все закончилось.

Закончилось на хорошей волне: и Ника, и Артем понимали, что продолжение следует.

Когда Ника ступила на порог дома, ее сердце ухало, будто она пробежала три километра. Глаза полыхали. Правда, сама Ника ничего этого не замечала.

Ей, наоборот, казалось, что удалось притвориться спокойной. К тому же она в любом случае не собиралась долго находиться в поле зрения матери. Поздороваться, прошмыгнуть в свою комнату, уединиться – таков был план.

Расчет не оправдался.

Как только Ника вошла в дом, сразу наткнулась на пристальный взгляд матери. На миг душа похолодела: неужели мама навела на них видеокамеры и все видела? Но мама изучающе молчала. Значит, не видела.

– Привет. – Ника постаралась сказать максимально непринужденно, мол, все как обычно, нет повода для вопросов.

– Постой. – Мама задержала Нику за плечо, когда та пыталась пройти мимо, отводя глаза. – Что с тобой?

– Все в порядке.

– Что с тобой?!

Ника поняла, что не отвертеться. Придется что-то сказать. Когда мама приставала с расспросами, то вцеплялась намертво, вытягивая ответы. Надо было что-то говорить. Желательно не правду, а нечто такое, что удовлетворило бы маму. Честные признания в большинстве случаев заканчивались головомойкой на несколько дней.

Поэтому она всегда держала про запас две-три версии, где была, что делала, что думает и чувствует, которые бы устроили маму. Но сейчас Ника была слишком взволнована, чтобы переступить через капканы. Ее мысли, казалось, превратились в комочки сладкой розовой ваты.

– Мама, я влюбилась! – воскликнула она. – Мы целовались, и это волшебно! Мамочка, как же хорошо!!

Но ее улыбка наткнулась на каменный взгляд матери.

– Ты в своем уме? – Ее бледные губы искривились. – Ты что творишь?

Тональность маминого голоса нарастала с каждой фразой.

– Учебу бросишь, по рукам пойдешь?!

Звонкая пощечина оглушила Нику. Мир резко стал мрачным и черно-белым. Нике захотелось исчезнуть, стать невидимой или отгородиться от мира стеной.

Затем появился отец, все узнал и побагровел. Начался новый круг ада. Барс – так звали отца со времен его футбольной юности – начал вбивать, как гвозди, свои стальные слова в Нику. Потаскуха. Неуч. Подстилка. В завершение пытки он грохнул массивным кулаком по столу. От удара мир вокруг содрогнулся.

– Прочь с глаз! – Волосатая мускулистая рука указала на дверь.

Ника в слезах убежала в свою комнату. Вся жизнь покатилась в пропасть, возникло дикое желание умереть. Закрыть глаза и больше не проснуться. Никогда-никогда! Потому что жить больше незачем. Она упала на кровать и уткнулась в подушку, вмиг пропитавшуюся влагой.

Через какое-то время пришла мама. Села на край кровати, погладила Нику по спине и стала долго и нудно говорить, что родители стараются для ее же блага. Сейчас надо учиться изо всех сил, чтобы вырваться из социального квартала. Если начнешь бегать по мальчикам, говорила мама, забросишь учебники. Какая уж тут учеба, когда лишь свидания на уме. А без образования никогда не получишь разрешения жить на большой земле. Останешься навсегда в социальном квартале. Хочешь этого?