Алина Камалеева - Счастье за дверью

Там еще оставалась приличная сумма – аж сорок пять рублей! Они были аккуратно завернуты в целлофановый пакетик. Видимо, мама недавно приезжала и пополнила заначку. Я помню, что тогда это были очень приличные деньги. Поразмыслив немного, две синие пятерки и зелёненькую трёшку, я сунула к себе в сумочку, остальные положила на место, если останется – всё верну. Глупо, конечно, надеяться, что тётя Аня не заметит, что денег стало гораздо меньше, но и без денег я здесь ходить не могу. Мало ли что.

Я посмотрела в окно и увидела, что во дворе полно народу, день уже разгорелся вовсю. Особенно людно было на детской площадке. Все как в современном мире, только на площадке нет яркого игрового комплекса, состоящего из горок, качелей, карусели и так далее, установленного в моем времени, здесь все попроще – в основном деревянное и незатейливое. И автомобилей, припаркованных во дворе, гораздо меньше. Это в наше время, стоит немного вечером задержаться, и машину ставить уже негде. Приходится нарезать круги, чтобы найти местечко для парковки, порой местечко отыскивается далековато от родного подъезда, а потом приходится переживать: как там машине моей стоится?

На подоконнике кухни я обнаружила подсыхающую герань в нарядном глиняном горшочке, наверное, тётя Аня забыла про цветы, а соседи не заходили, раз она жила в это время здесь. Я полила герань, проверила и напоила цветы на подоконниках в гостиной и «моей», детской комнате, затем стала думать, что мне делать дальше? Само собой, что первым делом нужно постараться вернуться в свое время, не могу же я тут оставаться! А как мне это сделать? Я совсем не представляю, что нужно для этого предпринять. А вдруг я обречена остаться в своем прошлом? Тогда мне нужно будет всю жизнь скрываться, как преступнику, потому что нас здесь две Синичкиных Кати: я сорока двух (ну, почти) лет из будущего, и шестнадцатилетняя девочка. Кстати, не нужно забывать, что совсем скоро, в начале июля, я тогдашняя, должна вернуться из Ленинграда вместе с мамой, чтобы сдавать экзамены в архитектурный институт. Не могу же я объявиться к ним, чтобы легализоваться. Уму непостижимо, как можно воспринять явление человека из будущего, да еще уверяющего, как будто он ваш родственник, а то и ты сам. А для Кати–подростка, то есть, меня тогдашней, это может вообще сказаться неизвестно чем. Так что это просто невозможно.

Выбор института решился из–за моего увлечения красотами архитектурных сооружений Ленинграда. Мне хотелось заниматься в будущем вопросами реставрации старины. Папа, а он сыграл одну из решающих ролей в моем выборе, одобрил мое решение. Он сам в свое время выбирал между профессиями архитектора и военного. Желание стать офицером и служить в армии, перевесило. Папа решил поступать в военное училище и связать дальнейшую жизнь с армией. А любовь к архитектуре у него осталась и, видимо, передалась мне. Брат мой Антон всегда хотел стать врачом, поэтому учился в медицинском, альтернативы для него не было. Врачом, в свое время, был мой дед с маминой стороны, это он заинтересовал внука медициной. Папа даже обижался, что его единственный сын не захотел пойти по его стопам – не стал военным. Надеялся, что Антон будет учиться хотя бы на военного врача, но сын поступил в гражданский медицинский институт. А я вот уперлась, что буду учиться только на архитектора и все! Мама не особенно одобряла мой выбор, считая, что в архитектурный поступают в–основном мужчины и пыталась отговорить меня, подавать документы на «мужскую», по ее словам, специальность. Уговаривала меня тоже поступать в медицинский, как Антон, или в педагогический, как она сама когда-то сделала, но я этого совсем не хотела. Я тогда была довольно упряма и упорна в своем выборе и ничьих аргументов категорически не признавала. В конце концов, мама смирилась и сказала, что на время моего поступления в институт, она тоже со мной вернется в Москву. Уговорить меня поступать учиться в Ленинграде им не удалось потому, как Боря намекнул мне, что его могут перевести с Дальнего Востока ближе к Москве, в Кубинку. Это и решило мой упрямый выбор. Конечно, о главном моем аргументе учиться именно в Москве, а не Ленинграде, я родителям не говорила. К тому времени молодому лейтенанту пришла пора возвращаться в свой гарнизон, а мне – ехать с мамой домой, в Москву. Мама собиралась в конце лета вместе с папой вернуться обратно в Ленинград, а ко мне должна была приехать бабушка, чтобы дитятко, то есть я, живя без родителей, не понаделало глупостей.

Бабушка и приехала в сентябре, до этого закончив дела с огородом в деревне. Мама вернулась с отцом в Ленинград, как только стали известны результаты сдачи вступительных экзаменов и были вывешены списки поступивших в институт. У папы как раз подошел к концу отпуск. Тогда я, каким–то чудом, умудрилась с первого раза поступить-таки в архитектурный институт. Началась моя студенческая жизнь. Боря, как и обещал, перевелся в Кубинку, только это случилось не быстро, как нам хотелось бы, а лишь весной. До этого мы только переписывались и разговаривали иногда по междугороднему телефону. Я ждала его к Новому году, но Боря приехать не смог.

Мне было интересно полистать фотоальбомы, лежащие в шкафу, они вернули меня в мое детство и юность. Между прочим, многие из этих снимков находится сейчас со мной в моем современном мире, по крайней мере то, что мама не увезла с собой в деревню. Я включила телевизор, пощелкала переключателем. Везде показывали примерно одно и то же: прошедший не так давно первый съезд народных депутатов, коротко говорили о волнениях на угольных шахтах. Мелькнуло лицо Ельцина. Вспомнили об аварии на подводной лодке «К–131». Ничего позитивного. Все как в моей современности – не успеешь проснуться, включить телевизор, чтобы быть в курсе новостей, как на твою голову опрокидывается вагон устрашающей информации: там убили, здесь захватили, тут отняли, угрожали, избили, арестовали. А еще аварии, катастрофы, свержения и так далее. Лучше и не включать телевизор с утра вовсе. Зато в телевидении прошлого есть большой плюс – не мелькает постоянно, надоевшая всем, реклама. Я посмотрела еще немного и выключила телевизор. Мне захотелось немного повспоминать о своем прошлом, и я вновь вернулась к фотографиям.

Звонок в дверь прервал мои занятия. Пришла баба Клава, принесла мне большой румяный кусок пирога с капустой, пить со мной чай отказалась, заявив, что только что из-за стола. В этот раз она была в очках, и я старалась не смотреть на нее в упор, чтобы она не распознала своей ошибки. Все–таки я не тётя Аня. Выспросив меня о моем самочувствии после вчерашнего, она опять принялась жаловаться на непутевого внука: