Сергей Минский - Наваждение

Уловив затылком чье-то присутствие, Максим оглянулся. Сзади за ним, шагах в десяти, сидело существо неопределенного пола и возраста с классической рыночной кошелкой. По-видимому, ждало пустую бутылку или остатки пиршества. «Что за денек?» – Максим встал, решив поискать другое место. Побрел вдоль берега в надежде, что там – дальше – публика будет посолидней.

И, правда – метров через двести вдоль береговой дорожки расположились скамейки. Сплошь и рядом стали попадаться молодые мамочки с колясками, уютно вязавшие, читавшие небольшого формата книжечки или агукавшие своим чадам. Здесь даже деревья и кусты были симпатичнее. И речка не такая грязная. Даже бесполое существо, неотступно сопровождавшее его, не казалось здесь таким назойливым и противным. Выбрав место невдалеке от выкрашенной под стать листве скамеечки, где двое подростков тыкали по очереди друг другу под нос свои телефоны, уселся на траву. Сделал еще три глотка. Но уже небольших. Стал есть сыр, вертя головой и тупо разглядывая все, что попадалось. Окружающая среда претерпевала трансформацию. Природа уже не была так предвзято настроена к нему. Он перестал замечать мусор вокруг и раздражаться от изобилия торчавших повсюду из воды пластиковых бутылок из-под пива. Ожидавшее его милости существо уже больше походило на женщину, хотя и с некоторыми оговорками. А тут и там валявшиеся окурки теперь, скорее, говорили о бренности существования, нежели о тех гадких людях, которые их бросили. Банальные фразы о том, что истина в вине, и что жизнь не такая уж и плохая штука, поочередно вплыли в сознание. Максим глуповато, как показалось себе самому, улыбнулся. Встал. Отряхнул штаны. Забросил за спину рюкзак и пошел назад. Оглянулся, чтобы увидеть обретаемое измученным человеком счастье – полбутылки водки, недоеденный сыр и почти не тронутый лимонад. Усмехнулся и направился к выгнувшемуся по-кошачьи мостику, чье кружевное ограждение сплошь и рядом обременили навесные замочки жаждавших любви и счастья. Оттуда, скорее всего, к осчастливленному им существу, уже бежал выспавшийся бомжеватый мужичек. «Счастье никогда не бывает безраздельным», – подумал Максим, и снова усмехнувшись, зашагал к троллейбусной остановке.

Эта фраза привела его почему-то к мысли о Людочке. К тому, что он уже готов и к встрече с ней, и к отношениям, которых она так хотела. И что она – такая бедненькая, а он чурбан и сволочь, и, вообще, обидел ее. И теперь просто обязан как-то реабилитироваться перед ней. Максим даже остановился: «Точно. Вперед, Гарецкий. Тебя ждут». Он повернул к двенадцатиэтажному недавно построенному дому, прошел под аркой и оказался в затененном от солнца дворе. Напротив – за детской площадкой – увидел знакомый, с крыльцом в несколько ступеней, подъезд. Поднялся пешком на третий этаж. Постоял несколько секунд, вдруг засомневавшись в правильности того, что делал, но мысли – отыгрывать назад – не возникло. Чувства настаивали. Он нажал на кнопку звонка, и стал ждать.

Ему долго не открывали. И Максим подумал, что Людочка, видать, ушла, и что, наверное, и слава богу. В нем даже успела появиться радость по поводу озарившего его сомнения. Но он все равно еще раз нажал на кнопку звонка, и с чувством исполненного долга уже собирался уходить, когда за дверью послышалась возня.

– Кто там? – в голосе чувствовалось явное недовольство.

«Наверное, спала? Разбудил, наверно?» – эмоции встрепенулись и нарисовали в сознании образ полусонной Людочки, ее голое тело, прикрытое простыней, которую она придерживала на груди, чтобы та не соскользнула. Тело, которое вожделело объятий и поцелуев.

– Это я – Макс, – его голос прозвучал так, словно в нем – в этом голосе и заключается само счастье. Что вот – только открой дверь – и оно войдет в тебя, заставит забыть все невзгоды, все заботы и боль одиночества.

– Что тебе надо? – в ее чуть охрипшем тембре прозвучала еще не вполне осознаваемая им, но заронившая неудовольствие странность. «Неужели, так сильно обиделась? Или я настолько пьян, что ничего не соображаю?» – отреагировало поглупевшее до неприличия сознание.

– Мне? – удивился он, еще не понимая того, что ситуация изменилась не в его пользу, – Это же ты хотела… Ты меня звала. Я и пришел.

– Макс! Уходи!

– И что – ты мне даже не откроешь? – чувства, настроившись на радость, не хотели верить в то, что происходит, а потому и не собирались сдаваться. Они воспринимали все как игру, как прелюдию к ожидавшему их восторгу.

– Макс… Я… – сомнение в Людочкиных паузах прозвучало подтверждением правильности мысли.

– Люд, ну хорош кокетничать. Прости уже меня – открывай.

– Макс, я не одна, – наконец, решившись, выдала она, – Иди домой.

Наверное, если бы сейчас он пропустил удар в голову, это было бы меньшим потрясением для него.

– Да? – спросил он, еще не успев до конца адаптироваться к новым условиям, – Быстро как-то ты… – первая мысль – «шандарахнуть кулаком в дверь» – показалась еще глупее, чем то положение, в которое сам себя загнал. И как результат – вслед за неосуществленной агрессией возник смех. «Ну, сучка!» – хмыкнул, завершая этой исполненной оптимизма мыслью свое глупое приключение. И быстро преодолев ступени подъезда, сбежал вниз. Свежий воздух после затхлости обремененного мусоропроводом подъезда окончательно развеял всякую иллюзорность – мгновенно перестроил психику на почти здоровую работу сознания. Максим еще постоял несколько секунд, вдыхая и выдыхая ароматы урбанизированной природы, и зашагал к остановке.

5.

Она проснулась так, как будто вынырнула из глубины. С последним усилием. Будто еще немного и не выдержала бы. Еще чуть-чуть – и все. Резко перевернулась на спину и машинально щелкнула выключателем бра, спасаясь от темноты, олицетворявшей собой нехватку воздуха. Лежала, быстро вдыхая и выдыхая. По мере того, как приходило насыщение крови кислородом, усиливалось неприятное ощущение. Простынь и пододеяльник противно липли к телу. Ужас, пронзивший все существо при просыпании, активизировал мысль. Пришло осознание, что лежала, уткнувшись в подушку лицом. Настя сбросила с себя одеяло и раскинула ноги. Постепенно чувства стали трансформироваться. Наплывавшие образы только что пережитого во сне поменяли отношение к действительности. Уже не так воспринималась липкость постельного белья, которая постепенно улетучивалась вместе с испарявшейся влагой. Дыхание восстановилось, давая возможность крови исполнять свои обязанности в соответствии с ее статусом. Опустив ноги на пол, она села, собираясь встать и отворить полностью половину окна. Но состояние расслабленности не позволило этого сделать. Настя качнулась чуть вперед и застыла.