Кейти Макалистер - Даже вампиры хандрят

Да. Теперь просыпайся.

Ладно.

Я открыла глаза. Мы были все в той же комнатушке под улицами Эдинбурга, и через открытую дверь лился слабый свет. Где-то вдалеке завывал ветер, будто начиналась буря. Земля подо мной была мокрой и липкой от крови. Моей крови.

— Я не умерла? — Мой голос звучал сдавленно, хрипло и грубо.

Не говори пока вслух. Дай телу время залечить рану на шее.

Ко мне вернулась память. Пилар меня ранил?

Ударил тебя в шею. Он перерезал яремную вену, черт, чуть не обезглавил тебя, иначе я бы тут же отправил тебя в больницу. Но не было времени, Сэм, совсем не было времени. Ты умирала. Ты уходила от меня, и я не смог бы это предотвратить.

Ветер поднялся снова, его вой отзывался болью у меня в ушах.

Но сейчас я жива, сказала я, все еще не понимая, что случилось. Большая часть произошедшего чудовищным образом расплывалась в моем сознании.

Пэйн ничего не ответил, просто смотрел на меня с таким виноватым лицом, что мне хотелось зареветь.

Я протянула руку. Она дрожала и была вся в крови, но это была моя рука. Видишь? Я здесь. Я жива … мой голос прервался, и по коже пополз ужас, когда я поняла, что произошло. Ветер, который ревел так громко, что причинял боль моим ушам, был не снаружи… Он был внутри меня.

В том месте, где обычно находилась моя душа.

— Милая, если ты не прекратишь свои попытки закричать, ты натравишь на нас охотников за приведениями. И тебе нужно отдохнуть, чтобы рана на шее зажила.

Отвратительный скрипуче-писклявый звук, который получился в результате моей попытки заорать в ужасе, прекратился. Я привалилась к стене, задыхаясь от усилий и напряжения.

— Где моя душа? — Прохрипела я.

Его глаза потемнели от боли… боли, сожаления и жалости. Жалости ко мне.

— Прости, Сэм. Это был единственный способ спасти тебя. У меня не было выбора. Я мог или обратить тебя, или дать тебе уйти, но я не оказался не способен на это. Ты можешь ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь, но, по крайней мере, ты жива. И клянусь, я найду твою душу и верну ее тебе.

— Обратил меня? — Мой голос все еще был хриплым, но стал немного громче. — Ты обратил меня? Ты сделал меня Моравийкой?

— Да, — сказал он, внимательно глядя на меня.

Я покачала головой, слегка поморщившись от боли в шее.

— Нет. Когда я была Возлюбленной, ты сказал, что это то же самое, что и быть Моравийкой. Но тогда у меня была душа. А сейчас нет. Где она? У кого? Я хочу ее вернуть!

— За все надо платить, Сэм, — ответил он, и его глаза были грустными, такими грустными. — Плата за обращение человека — потеря его души. Вот почему это делают так редко — слишком редко такая цена оправдана.

Я переваривала услышанное. Я ослабла от потери крови и была так голодна, что даже не подозревала, что такое возможно, но внутри меня было пусто. Абсолютно пусто, не считая этого проклятого непрерывного ветра. Пэйн сделал это, чтобы спасти меня, чтобы я осталась в живых. Но стоило ли оно того?

— Я опять бессмертна?

Его большой палец гладил меня по костяшкам пальцев.

— Да.

— Я смогу вернуть свою душу?

— Я… не уверен. — Он даже не пытался соврать.

— Такое бывало раньше? Кто-нибудь из тех, кто был обращен, возвращал свою душу?

Его глаза блестели так, что я почти видела в них свое отражение.

— Я об этом не слышал.

По моей щеке покатилась слеза.

— Я знаю, что ты хотел сохранить мне жизнь, но, Пэйн,… я не хочу прожить вечность без души.

Он притянул меня в свои объятия так, что мое лицо уткнулось ему в плечо, пока я рыдала. Его голос был хриплым от эмоций, но звучал во мне оркестром из тысячи вибрирующих струн.

— Клянусь тебе, что верну твою душу. Клянусь своей душой, Сэм. Ты спасла меня, когда я нуждался в тебе, теперь я спасу тебя.

В разных культурах душа означает разное. Чаще всего, это то, что делает нас больше, чем просто разумными, это часть нас, которая живет даже после того, как наши тела разрушаются и превращаются в тлен. Пока Пэйн вез меня домой, я поняла другую функцию души: она соединяла нас с человечеством, делала нас частью общества. Пустая внутри, я спокойно наблюдала, как люди спешили куда-то по улицам Эдинбурга. Я чувствовала себя отделенной от всех, я была наблюдателем, который находит их интересными, но не имеющими какой-либо ценности. Мне было на них глубоко плевать.

За одним исключением.

Глядя на Пэйна, у меня на глазах выступили слезы. Не слезы горя или жалости к себе — я пролила последние из них, прижавшись к земле в Mary King's Close. Душа Пэйна отличала его от остального мира. Она ярко сияла вокруг него, образуя корону тепла и любви, к которой меня влекло, как бабочку к огню. Я хотела быть рядом с ним, просто греться в лучах жизни, которую он источал. Когда я прикасалась или прижималась к нему, вой внутри меня чуть стихал, а моя холодная сущность капельку согревалась.

— Как ты так жил? — Спросила я, когда он помог мне подняться вверх по лестнице в мою квартиру. — Как ты жил так долго и не сошел с ума?

— Я не знал ничего другого, — ответил он, его губы прикоснулись к моему виску. — Пока не встретил тебя.

Пэйн настоял, чтобы я отдохнула и выпила чашку чая.

— Ты потеряла много крови, — сказал он, когда подворачивал вокруг меня одеяло, пока я, свернувшись, пристроилась на кушетке. — Кроме того, твое тело израсходовало много энергии, излечивая шею. Тебе нужна жидкость и сахар, чтобы восстановить запасы гемоглобина и закончить исцеление.

Я коснулась своей шеи, обрадовавшись, когда не увидела на пальцах свежую кровь. Кровотечение остановилось некоторое время назад, и теперь рана медленно затягивалась. Чай ни в коей мере не привлекал меня. Я нуждалась в белке.

— Мне бы сейчас стейк. Такой здоровенный, кровавый кусок мя… — я замолчала, потрясенная картинкой в своих мыслях, и по коже поползли мурашки от мысли, кем я стала. — О, боже, я жажду крови?

— Понятия не имею. А ты ее жаждешь? — Он включил электрический чайник и загремел на кухне в поисках кружек, молока, сахара и печенья.

— Ты не должен так спокойно к этому относиться. Для меня это очень серьезно, — капризно сказала я (думаю, это вполне простительно, учитывая ситуацию).

Он пожал плечами и поставил на стол рядом со мной чайную пару.

— А для меня нет. Я навсегда останусь Моравийцем и должен буду брать кровь у других или умереть.

— Ну, я надеюсь, сейчас ты не голоден, потому что эта закусочная закрыта на ремонт.

Он улыбнулся и пошел проверять воду.

— Я голоден, но могу подождать.

— Как долго? — Я опять коснулась шеи. Она была горячей, будто кожу лихорадило.

— Столько, сколько нужно. Вот. — Он сунул чашку очень сладкого чая мне в руки. — Пей.

— Сэм? Это ты… о, боже, ты вернулась. — Из своей комнаты выглянула Клэр. Ее длинный шелковый халат почти точно соответствовал оттенку розы, которую она рассеянно несла в руке. — Нам с Финном было интересно, когда же ты поя… милостивый боже! Что с тобой случилось?