Ника Ракитина - Путешествие королевны

Хатан сбросил серые тенета скорби и смерти и выздоравливал вместе с нею. На пепелищах загремели мастерки каменщиков, зазвенели пилы, золотая стружка потекла в бурьян. Из Райгарда, Снежны, Ландейла заспешили в Хатан плотники и каменотесы. Жизнь продолжалась.

Запах дыма от хлебных печей, свежей стружки, меда, цветные паруса на Хатанке, довольное мычание коров, возвращающихся с пастбища; колокольчики, звенящие в арках в окончаниях улиц — таков был Хатан этого бересня.

По обочинам дорог цвел вереск, и последние шмели пели в нем свои низкие песни. Путник, изнемогая, брел по дороге. Его израненные ноги цеплялись за малейшие выбоины, лицо почернело от солнца и ветра, глаза слезились, а губы запеклись, и в нем с трудом признали бы теперь мечника Верховной и храмового воспитанника. Но если бы кто подошел поближе и осмелился глянуть ему в глаза, увидел бы там желтую точку, как у загнанного, но готового кинуться волка.

Я не человек, твердил он себе, я волк, и они не уйдут от моего гнева.

Как гудят под ногами чугунные ступени! унося запах пепла и мокрой травы, и все сменяет один — сырой земляной запах. Словно спустился в сердце земли, и деревянная крышка люка хлопнула над головой. Здесь даже кладки не было, узкий земляной лаз, и корни белыми червями чиркали по голой шее, заставляя вздрагивать; шорсткие комочки сеялись за шиворот, когда Имрир, согнувшись и вытянув руки, шел в темноту. Замок-за-Рекой… груда старых развалин с не очень бдительным гарнизоном. Здесь он отыщет помощь, которую ему некогда обещали.

Липкий ужас придет, соберется в кулак и ударит… Только почему здесь не ощущается ничьего присутствия? И темнота — просто темнота, без всего, что должно скрываться за нею. Даже в детстве было страшнее… А здесь пусто. Имрир вздохнул. Здесь не было Силы. А может, он просто не умел позвать? Те, что вели его, что обещали — верно, они знали, как вызвать Тех, кто Незрим. А Имрир дошел сюда — и напрасно. Что же, возвращаться и начинать все сначала? Но те, что знали… ненавистная хорошо постаралась. Стрелки, верно, мертвы, а кто уцелел — он их не отыщет!.. Отчаянье подкатило под горло, Имрир прислонился к стене и едва не зарыдал от бессилия.

Нога споткнулась обо что-то, верно, камешек. Имрир наклонился и зачем-то стал шарить в темноте. Обхватил ладонью обросший землей странный предмет. И понял, насколько устал и отчаялся, как ему страшно и хочется есть. Ненависть ушла, он был всего лишь напуганный, готовый расплакаться мальчишка. Он вертел это что-то в ладони, а потом сунул под куртку и устало потащился дальше.

"Мама, мамочка… Милосердная. Я очень устал. Я посплю вот тут. Я недолго… посплю…"

Жена вытянула шпильку из прически, и волосы упали хмельной волной. Больше всего на свете я люблю, когда она расчесывает волосы, созерцать этот искрящийся лохматый водопад, запускать в него пальцы, ощущая упругость и прохладу… как давно прошло время того короткого белого дождичка — чтобы удобнее носить было шлем… Хель, голубка моя, пушистый одуванчик…

Матэ появился неожиданно, рыжий, встрепанный и голодный. Служанки кинулись накрывать на стол.

Брови Хели удивленно приподнялись:

— Ты вернулся?

— Давно уже, — пробурчал Матэ с набитым ртом. — Только к тебе меня не допускали.

"И не допускали бы дальше", подумал я то ли ревнуя, то ли уже предчувствуя, что он скажет еще. Вся эта история с Храмом как-то прошла мимо меня, и не хотелось докапываться, и расспрашивать Хель, да и Храма больше нет… Все заслонила и сожгла морна.

— А Имрир… где?

— Морной его прихватило, тогда еще, на дороге.

Рот Хели округлился испуганно.

— Да оклемался он, оклемался, — поспешил Матэ. — Только с головой у него с болезни неладно стало. Пырнул меня ножом и ушел.

Матэ взялся за бок и слегка покряхтел. Руки Хели упали, она стала так бледна, что я испугался за нее. Оба мы знали, что это не морна виной, что…

— Память к нему вернулась… Хатанская Милосердная! Мэй!

Это был голос на грани срыва, как перетянутая струна.

— Людей собери! Пусть его ищут! Кто хоть след сыщет — вдвое, втрое наградить! Матэ, где он от тебя ушел?

— В полудне от Хатана на Карианском тракте. Искали его там уже. Как в воду канул.

— Бери людей, сколько нужно, ищите еще!

Матэ выбежал.

Я взял ее холодные руки:

— Не в себе он после морны, слабенький. Далеко не уйдет. Пережидает где… Или сюда пошел. Так и мышь не проскочила бы…

— Сюда?! — Хель вскочила. — Вели седлать! И оружных!

Я заглянул в ее плывущие зрачки и понял: Замок-за-Рекой.

— Что за шум? — дама Истар Йонисская, жена Гэльда и невестка Матэ, стояла на пороге, отряхивая меховые рукава. — Али мои соглядатаи мышей не ловят? Чего я не знаю?

— Ох, Истар, — только и сказал я.

Рассказ продолжался до ночи. Истар все больше хмурилась и грызла костяшки пальцев.

— Конечно, о том, чтобы ей ехать, и речи быть не может.

— Что?! — вскинулась Хель.

— Не одна ты в Двуречье. Вестников за Кену пошлем. И сыск учиним. Через мелкую редь не просочится.

Я поддержал Истар, как мог, испепеляющий взгляд Хели остановился на мне, и Истар как бы невзначай убрала у нее из-под рук все тяжелое. Ох, горька участь встревающего в семейные свары.

— В конце концов, я поеду! — брякнул я.

Хель сощурилась:

— А Ландейл?

— Луну простоял без меня и еще простоит, помощники у меня толковые.

— Бургомистр… — фыркнула она.

Я пошел отдать приказания слугам. На рассвете я должен был выехать из Хатана.

— Кто здесь?!

Свет походен резанул глаза, и Имрир вяло заслонился рукой.

— Кто ты?! Что ты здесь делаешь?!

У него не было сил бежать. Он попытался нашарить рукоять ножа.

— Да знаю я его, — прозвучал сипловатый радостный голос. — Имрир он, мечник Хозяйки. Ты откуда здесь взялся?

— Да отлыньте! Он с голодухи едва живой!

Сильные руки подхватили, почти понесли наверх, к воздуху и свету.

— В казармах я его видел… паренек славный…

Имрир очнулся за столом над миской похлебки с ложкой в руках. На какое-то время стало тепло от заботы этих простых воинов, ледок на сердце подтаял. Но пришла мысль, что это могли бы быть его воины, и Имрир ожесточился.

— Ты из Хатана? Гонцом? Мы тут, как на краю света; почитай, и боги о нас забыли.

— Не гонцом… нет… Не помню я… морна в Хатане.

— Морна?!

Командир тяжело оперся о стол.

— Вот почему вести не доходят.

С подозрением посмотрел на Имрира:

— А ты не врешь часом, парень? Морны на Двуречье, почитай, лет триста не было!..

— Да не станет он врать! Он Хозяйку в Ландейле спасал.

Имрир поперхнулся. Его пребольно съездили по спине.

— Не налегай, не налегай вельми. Нельзя с голоду много есть попервой-то. Скрутит.

И как приговорили. Во внутренностях точно повернулся горячий рожон. Спас… кого?! Когда?! Ту, что предала родичей, отца, предала и убила. И он еще живет?