Клаудия Грэй - Звездная ночь

— Все это время я пытался выдать желаемое за действительное. Увидеть в тебе другого человека.

Я вспомнила образ темноволосой девушки, несколько столетий назад смеявшейся в осеннем лесу и с безграничным обожанием смотревшей на Балтазара.

— Черити упоминала кого-то по имени Джейн, и я думаю, что видела...

— Оставь это в прошлом. Теперь это только прошлое.

— Если бы мы... вчера вечером... если бы мы успели... не думаю, что я бы сожалела. — Восторг от нашей близости все еще был свеж в моей памяти, и врать я не хотела. — Но больше этого, конечно, не случится.

— Нет. — Балтазар вздохнул. — Ты никогда не согласишься на меньшее, чем то, чего действительно хочешь, Бьянка. И никогда не будешь с тем, кого не любишь по-настоящему.

Мне хотелось бы его полюбить. Все в моей жизни стало бы гораздо проще. Он всегда защищал бы и оберегал меня.

Но я уже начинала понимать, что за такую защиту придется слишком дорого заплатить.

Вечером, сняв школьную форму, я надела свои самые старые джинсы и любимую футболку. Они были такими привычными, что казались частью меня самой. И пошла наверх, чтобы посмотреть в лицо своим родителям и начать разговор, который должен был состояться давным-давно.

Мама открыла дверь, радостно улыбаясь.

— А вот и ты! Мы надеялись, что ты сегодня вечером придешь, правда, Адриан? — Я вошла, и мама пробормотала: — Твой отец в очень странном настроении. Может быть, мы с тобой попозже наедине поговорим про Балтазара?

Не обратив на это никакого внимания, я прошла на середину гостиной и требовательно спросила:

— Почему призраки на меня охотятся?

Мама с папой молча уставились на меня. Несколько бесконечных секунд мы все молчали, потом мама начала:

— Милая, они могут просто... скорее всего, их цель — это школа...

— Их цель не школа, а я. Только я видела призраков каждый раз, как они появлялись, и только за мной они охотятся. И всякий раз они появлялись сразу же после того, как я пила кровь. Не думаю, что это случайное совпадение.

— Ты все время пьешь кровь, — сказал папа, чересчур сильно стараясь выглядеть рассудительным. — Ты пьешь кровь с того самого дня, как родилась.

— Сейчас все по-другому. И каждый из этих случаев не похож на другой, потому что я была голоднее, чем обычно, или это была кровь живого существа, или... — Ну я не собиралась вдаваться в подробности, как это происходило с Балтазаром. — Я все больше становлюсь вампиром. И призрак сказал, что мне угрожает опасность.

— Что? — Это привело маму в замешательство, но ее удивление только подчеркивало, что она знает гораздо больше, чем говорит. — Это призраки тебе угрожают!

— Думаю, она имела в виду, что я вот-вот превращусь в вампира. А для призраков, как мне кажется, стать вампиром еще хуже, чем умереть. — Я скрестила руки на груди. — А потом она сказала, что я не имею права нарушить обещание. Что призраки делают все это, потому что им было обещано. О каком обещании она говорит?

Родители замерли. Они смотрели друг на друга, виновато и с ужасом, и меня охватил тошнотворный страх. И хотя я знала, что обязательно должна услышать ответ, все равно захотела убежать. Я чувствовала — от их правды мне будет очень больно.

— Вы всегда это знали, — сказала я. — Так? Что призраки охотятся на меня. Но не объяснили почему.

— Знали, — произнес папа. — И не объяснили.

Где-то глубоко внутри у меня что-то оборвалось.

Мои родители, люди, которых я любила больше всего на свете, те, кому я поверяла все свои секреты, те, с кем хотела укрыться от всего мира где-нибудь далеко... Они мне врали, и я не могла себе представить почему. Да какая разница почему.

— Милая... — Мама сделала два шага в мою сторону, увидела мое лицо и резко остановилась. — Мы не хотели тебя пугать.

— Скажите почему. — Голос мой дрожал. — Скажите прямо сейчас.

Мама заломила руки:

— Ты же знаешь, мы думали, что ты у нас никогда не родишься.

— Пожалуйста, вот только не надо мне сейчас снова про «чудо-ребенка»!

— Мы думали, что ты у нас никогда не родишься, — повторил папа. — У вампиров не может быть детей.

Меня взяла такая досада, что захотелось чем-нибудь в него швырнуть.

— Да, всего два-три раза в столетие, я знаю, до меня уже дошло. И что?

У мамы было мрачное лицо:

— Вампиры не могут сами иметь детей, Бьянка. У нас нет жизни, которую можно подарить. Только половина жизни. Жизнь тела.

— И что это значит? — Мне в голову пришла жуткая мысль, и меня чуть не вырвало. — Я что, не ваша дочь?

Папа покачал головой:

— Милая, ты наша. Конечно же ты наша. Но чтобы родить тебя, нам потребовалась помощь.

Первое, о чем я в растерянности подумала, это о клиниках репродуктивной медицины. Хотя сомневаюсь, что туда принимают пациентов-вампиров. И тут до меня дошли последние мамины слова: «Половина жизни. Жизнь тела». Миссис Бетани уже рассказывала мне об этом, когда мы в первый раз говорили о призраках. Вампиры — это тело. Призраки — душа.

— Вы заключили сделку с призраками, — проговорила я медленно. — Они... они сделали возможным, чтобы вы меня родили.

На их лицах отразилось подлинное облегчение, когда я это произнесла, однако то, что испытывала я, было очень далеко от облегчения.

— Мы их нашли, — выпалила мама. — Попросили о помощи. И не знали, что они потребуют взамен... Вампиры обычно об этом не знают, до нас доходили только догадки и слухи...

Тут вмешался папа:

— Духи... думаю, овладели нами. На мгновение. Я скривилась:

— Пока вы...

— Нет, милая, нет! — Мама вскинула руки и скрестила их перед собой, словно пытаясь стереть эти слова. — Все было не так! Не знаю, что они сделали, но через несколько месяцев я забеременела тобой, и мы снова пошли к ним, чтобы поблагодарить. — Она с горечью повторила: — Поблагодарить их.

— А они сказали, что ты принадлежишь им. — Папа стоял с угрюмым видом. — Они сказали, что, когда ты вырастешь, мы должны позволить тебе стать призраком, а не вампиром. А теперь пытаются тебя убить, потому что именно убийство создает призраков. Они пытаются похитить тебя у нас, Бьянка. Но тебе не нужно бояться. Мы им не позволим.

Всю свою жизнь я ощущала себя такой особенной, такой любимой, потому что родители говорили мне, что я их чудо-ребенок. И я всегда чувствовала себя рядом с ними в полной безопасности.

Но оказывается, никакое я не чудо. Я — результат грязной, отвратительной сделки, вероломно нарушенной обеими сторонами. А родители, которым я верила всей душой, врали мне с самого моего рождения.

— Я ухожу, — сказала я. Голос мой звучал странно. Сорвав с шеи подаренный ими кулон, я швырнула его на пол.

— Бьянка, останься! — взмолился папа. — Мы должны решить, что делать.

— Я ухожу, и только попробуйте меня остановить! И выскочила за дверь, мечтая только об одном — не заплакать, пока не спущусь с лестницы.