Кассандра Клэр - Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas

Нахлынула еще одна волна тошноты. Он едва дышал, пытаясь справиться с ней. Ему было так тяжело, что он не услышал, как почти беззвучно отворилась дверь. И лишь подняв взгляд, он ее увидел: она вошла и тревожно смотрела на него.

— Рон, что с тобой? — мягко спросила она. — У тебя больной вид.

Он поднялся и в упор взглянул на нее. Гермиона смотрела в ответ. Она была все такой же — совершенно такой же: слабый алый свет бросал красно-золотистые блики на ее распущенные локоны (она распускала их, потому что ему это нравилось, и он ей об этом сказал). Под школьной черной мантией на ней была синяя пижама, что он дал ей два года назад.

Он заговорил. Его голос надломлено дрожал, казался чужим и незнакомым:

— Что… ты здесь делаешь?

Ее губы дрогнули, она удивленно взглянула на него:

— Знаю — я в последнее время не приходила… Но, пожалуйста, не сердись — ты же знаешь, как непросто мне выбраться…

Она шагнула к нему. Рон не двинулся. Она сделала еще шаг, обвила его руками. Он не сопротивлялся.

— Мне скоро нужно будет уйти. Не будем тратить время на ссоры…

Он опустил взгляд к ее лицу. Знакомому, прекрасному лицу. Он вспомнил, как она впервые попросила его прийти сюда. И плакала у него на плече.

Гарри со мной больше не разговаривает… Гарри меня больше не любит… Я тоже не уверена, что все еще люблю его… Да и любила ли… Я совершила ошибку, ужасную ошибку… Ты должен меня простить… Если ты еще можешь меня любить…

И поцеловала его. От потрясения он едва не опрокинул стол. Потом все повторилось — через несколько недель. Он был потрясен. Говоря, что не хочет причинить Гарри боль, на людях она себя вела, словно все в порядке, не происходит ничего странного, ничего не изменилось.

— У Гарри и так в последние дни была куча проблем, они едва не свели его с ума. Он стал совсем другим — возможно, даже опасным. Помоги мне, — попросила она. — Ты единственный, кто может это сделать.

Мысли, воспоминания — в голове Рона все треснуло, рассыпалось и закружилось стаей перепуганных птиц. Он схватил Гермиону и будто со стороны услышал свой голос:

— Зачем ты это сделала? Зачем ты соврала ему?

— Кому? — ее голос был резок и испуган.

— Гарри. Зачем ты его обманула?

— Мы оба его обманываем, — словно обороняясь, возразила она. — Постоянно — мы должны. Но я же сказала тебе — в Новый год…

— В новый год?! — едва осознавая, что он делает, он схватил ее за плечи и начал трясти. Она охнула. — Какого черта, какой новый год — ведь Гарри уже все знает!

Она окаменела.

— Гарри знает? — потрясенно переспросила она. — Знает?!

Он уставился на нее. Осколки и обрывки мыслей слетелись и собрались в единое целое, словно стекло под заклятьем Репаро. Все сразу стало ясно и понятно. Рон сжал ее плечи, не обращая внимание на то, что она ахнула от боли.

— Скажи, кто ты, — он сам поразился спокойствию в своем голосе.

Она попробовала вырваться.

— Рон, пусти меня…

— Кто ты? — повторил он. — И почему ты прикидываешься Гермионой?

— Это не убьёт его? — спросил Темный Лорд.

Он стоял у палисандрового столика с резными стеклянными шахматами. Набор был знаком Драко: он уже где-то его видел. Это зацепило, впрочем, как всегда во снах, он не сумел определить, когда и где это могло произойти. Полутьма наполняла комнату. Драко ее узнал: в одном конце поблескивала позолоченная клетка, сейчас пустая.

Люциус был полон сомнений:

— Ну, это один из возможных вариантов, мой Господин.

Вольдеморт кивнул, теребя в пальцах одну из шахматных фигурок, зеленого коня.

— И ты учел этот риск?

Люциус кивнул:

— Любая стратегия рискованна.

Вольдеморт все крутил и крутил в пальцах фигурку:

— Возможно, он прежде умрет из-за разбитого сердца.

Люциус захлопал глазами:

— Мой Господин, я не думал, вас может настолько заинтересовать чье-то сердце.

— Всему свое время, — сообщил Темный Лорд и опустил коня на шахматное поле палисандрового столика.

— Да, мой Господин, — время родиться, время умереть.

— Не стоит при мне ссылаться на Священное Писание, — насмешливо посоветовал Темный Лорд — Сейчас — или же в ближайшее время — нам нужна Чаша, и лишь только будет выполнен Ритуал, я воспряну; старому порядку и старым богам больше не будет места. Я один буду править миром — не просто волшебным миром. Всем миром. И имя мне будет легион. И я покажу всем истинную природу богов.

— Какую же? — спросил Люциус, и в голосе его прозвучала странная нотка: напряжение, даже гнев. Но Вольдеморт, кажется, не заметил этого.

— Равнодушие и жестокость. И возлюблю я не род человеческий…

Люциус собрался ответить, но в этот миг дверь отворилась и, держа в руках поднос, вошел Червехвост. Он прошел и опустил поднос на столик рядом с шахматами. Там оказалась бутылка бренди, Драко заподозрил, что это был Re'em Martin — любимый отцовский сорт.

— Благодарю, Питер, — не взглянув на него, произнес Люциус. К удивлению Драко, Червехвост присел за столик, налил себе бренди и поднес стакан к губам.

Темный Лорд нахмурился.

— Она сегодня вернется? — мотнул головой в сторону пустой клетки Червехвост.

Вольдеморт нахмурился еще сильнее и, подобрав мантию, шагнул прочь из комнаты. Люциус развернулся к своему неудачливому сотоварищу.

— Я же говорил, чтобы ты не обращался непосредственно к нему, ты, идиот…

— Я просто задал вопрос, — запротестовал Червехвост, осушив стакан, дрожащей рукой опустил его обратно на стол.

— Не изображай из себя невинность, — отрезал Люциус.

Червехвост плеснул себе еще бренди.

— Он узнал, где Чаша?

— Да, Питер, — прищурился Люциус.

— Точно?

— Он знает, у кого она, — к чему все эти вопросы? Или есть что-то, что ты не сказал?

— Я думал, что мое мнение никому не интересно, — глаза Червехвоста странно блеснули.

— Мне — точно не интересно.

Червехвост обнажил острые крысиные зубки над краем стакана:

— Он сумасшедший. Он сумасшедший, и ты это знаешь.

— Тихо! — взвыл Люциус — так громко, что ткань сновидения не выдержала и поползла по швам. Драко почувствовал, что глаза его сами собой распахиваются. — Он может тебя услышать…

Сон ушел. Драко открыл глаза, вокруг него покачивалась комната, постепенно приобретая отчетливость. Он попытался сесть, но что-то, словно тиски, зажало его руку. Повернувшись, он увидел ее: она лежала рядом, погрузившись в глубокий сон, зарывшись лицом в копну каштановых локонов.

Гермиона? Что она тут делает, со мной, в моей постели? Мой Бог, что я наделал? — и тут он всё вспомнил и сел так резко, что едва не снёс себе полголовы, стукнувшись об изголовье.