Кассандра Клэр - Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas

Найдите противоядие, и я уйду за Вольдемортом. И уничтожу его. Выполню то, для чего я был рожден, — то, чего так долго боялся, чего избегал.

И вдруг Гарри вспомнил. Он вспомнил Рождество. Ему было тринадцать, и Гермиона, вскинув на него огромные глаза, спросила: «Но ты же не хочешь никого убивать, правда, Гарри?» Он услышал собственный голос, произносящий в ответ: «Вот Малфой знает. Помнишь, что он сказал мне? «На твоем месте я бы сам охотился за ним, я бы захотел отомстить»

Да, Драко, как никто другой — ни Рон, ни Гермиона — понимал его в его мечтах об отмщении, он вообще хорошо понимал эту темную часть внутри него — просто он сам был таким.

Он поймет, что это связано с местью, — и это хорошо. Однако, он никогда не поймет то, что его бросили, не взяли с собой. Как Гарри ни крутил — другого пути и другого выхода не было: Драко не поймёт, ни почему Гарри был вынужден уехать, ни почему он был вынужден сделать это один. Он будет чертовски задет и обижен. Он почувствует себя преданным и брошенным. Он возненавидит Гарри.

Это было самое ужасное, что могло прийти ему в голову, — мысль о том, что Драко возненавидит его. Гермиона бы его за это не возненавидела, — они были вместе слишком давно, она слишком часто через это проходила, она всегда знала, что на свою решающую схватку со злом он выйдет один, — сколько она ни пыталась, ей ни разу не удалось оказаться с ним рядом в этот миг. в конце концов, он всегда оставался с опасностью один на один.

Но Драко… Драко думал, что они вместе пройдут этот путь. Он не сможет понять, чем вызвано это разделение, он сможет ни понять, ни представить, ни осознать, что именно Гарри должен стать тем, кто сделает первый шаг прочь от него. И Гарри об этом знал.

Гарри переполнял ужас, сострадание, жалость. И — определенность: он обещал не бросать Драко, пока тот умирает, — он так и сделал. Он не мог поступить иначе — это было из тех вещей, что лежат за пределами человеческих желаний и силы воли. Да, он был счастлив известию о противоядии. Так рад, что, собираясь в дорогу и пакуя вещи, он был вынужден периодически останавливаться и садиться на кровать — его просто-таки трясло от облегчения. И еще он был благодарен Снейпу. И, в то же время, ненавидел его за произнесенные в лаборатории слова. Потому что почти все они были правдой.

Я пообещал уйти, — подумал он, глядя в зеркало на свое отражение. — Я пообещал уйти и сделать все, чтобы меня не нашли. Но я не обещал, что уйду, не попрощавшись.

Гарри отвернулся от зеркала и вернулся к своему сундуку. Вытащил из него перо и клочок пергамента и, устало присев на краешек кровати, начал писать.

Он никогда не был особо изощрен в написании писем — да что там говорить, сочинителем он был просто никудышным. Но сейчас, как ни странно, у него все получалось — наверное, потому, что он просто ужасно, ужасно хотел выразить все, что у него было на душе. А может, потому что Драко, дав ему частичку себя, подарил вместе с ней и толику своего красноречия. Или же он слишком устал, чтобы скрывать или преуменьшать значение того, что он делал.

И вот, перед ним лежали два письма — одно Драко, второе — Гермионе. Он опустил перо и, аккуратно свернув их, положил на свою подушку.

Теперь осталось только одно — и он может уходить. Зажмурившись, он потянулся к шее и расстегнул тоненькую золотую цепочку. Она зацепилась за его волосы. Он дернул её, и заклятье легко скользнуло в подставленную горсть. Эпициклическое Заклятье. Бросив на него последний взгляд, он положил его поверх писем.

Утром они придут искать его, и все найдут здесь.

Он поднялся, закинул рюкзак на плечо и вышел за дверь.

Гермиона сидела рядом с Драко в лазарете. Она дрожала, обхватив себя руками за плечи. Заглянув перед сном пожелать ему спокойной ночи, она обнаружила тут Снейпа и Дамблдора — те уже уходили и, преодолев некоторое сопротивление со стороны Снейпа, рассказали ей, что он идентифицировал все компоненты противоядия — все, кроме одного, и на основе этих исследований синтезировал, хоть и несовершенное, но все же противоядие. Противоядие, не способное нейтрализовать яд, но хотя бы замедляющее и смягчающее его действие.

— Процедура, а не лекарство, — кивнула она Снейпу и тут же сообразила, что это маггловский термин. Снейп удивленно захлопал глазами, и кисло кивнул. Дамблдор, опустив руку ей на плечо, поинтересовался, что она предпочитает — самостоятельно рассказать об этом Гарри или же будет лучше, если это сделает он?

Она сказала, что сделает это сама. И, не зная, куда мог подеваться Гарри, осталась в лазарете ждать его, уверенная, что, рано или поздно, он придет сюда — ей до боли хотелось видеть его. Она не знала, как он отреагирует на это известие, — возможно, обрадуется, что жизнь Драко немного продлена, а может, рассердится, что лечение так и не найдено, и проблема так никуда и не ушла… Гарри был максималистом и не знал полутонов.

Она опустила взгляд к Драко, прикидывая, как им объяснить это ему. Хорошо, что с ней в этот момент будет Гарри, — сама она вряд ли сумеет сделать всё, как надо… Драко снова вывернулся из-под одеяла и опять лежал на спине, закрыв лицо руками. Рукава пижамы съехали, обнажив синяки вдоль запястий, где у него брали кровь на тестирование противоядия. Внезапно глаза его открылись, и Гермиона отшатнулась назад, когда он вдруг сел, словно поднятый невидимой силой, уронив на пол подушку.

— Драко… — потянулась она к нему.

Он повернулся к ней, его сонные глаза были полны смятения:

— Гермиона, что случилось?

— Ничего, — она опустила руку ему на плечо. Оно было теплым ото сна, сквозь пижаму она почувствовала выпирающие кости. — у тебя были кошмары?

— Нет, — покачал он головой. — Я что-то чувствую. Что-то не так.

— Что не так?

— Я не знаю, — раздраженно и устало ответил он. — Может, это было что-то во сне — я почувствовал, будто что-то потерял… сам не знаю, что… — веки сомкнулись, и зелье снова погрузило его в сон. — Что-то… важное…

— Это всё сонное зелье, — нежно коснулась его плеча Гермиона, пытаясь осторожно уложить его обратно на кровать. — Все эти странные сновидения из-за него…

— Наверное… — он лег. — Где Гарри?

— Он придет, — успокоила она, не успев больше ничего ни сказать, ни спросить — он уже спал. Она села рядом, положила на него руку и начала ждать Гарри. Это ожидание оказалось куда продолжительнее, чем она думала.

Заклинания и кочерга сделали свое дело: огонь в камине пылал во всю мочь, однако Джинни все равно не могла согреться. Она сидела и рассматривала свои руки: с синими и красными следами от ногтей, черными подтеками от чернил дневника. Она не помнила, как расшвыривала клочья страниц, или как, спотыкаясь, выбегала из комнаты Рона… Все, что она осознавала, происходило уже, словно, вечность спустя: она стояла в ванной комнате, пытаясь стереть пятна чернил с рук. не помогало ничего — ни мыло, ни заклинания. Они не отмывались.