Кассандра Клэр - Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas

Драко снова перечитал письмо. Писавший его торопился, спешил — и это точно был Гарри: та же изогнутая «с» и круглая «а»… Интересно, сумел бы кто-то так точно скопировать почерк Гарри — чтобы обмануть его? Вряд ли… И в этом письме, и во вчерашнем он слышал интонации Гарри — голос Гарри буквально звучал у Драко в голове, когда тот читал начертанные на пергаменте строки. Да и почерк Поттера трудно сымитировать, его собственный подделать куда легче — элегантный, обычный почерк. Так научил его писать отец.

Драко взглянул на свою бледную и худую правую руку. Фамильное кольцо оттягивало указательный палец. Драко задумчиво пошевелил пальцами.

— Драко? — взволнованно окликнула его Гермиона.

— Мне нужен пергамент. Перо. И немного воска. Или сургуча. И нам надо поспешить — я должен был сообразить, что у нас мало времени.

Она выпила Многосущное зелье перед тем, как переодеться в то, что ей принесли, — иначе бы она никогда не влезла в этот размер: вещи были маленькими — наверное, принадлежали невысокой девушке лет шестнадцати-семнадцати, не старше.

Ей и раньше приходилось надевать школьную форму — просто поразительно, какое количество колдунов на это западало. Более популярной в борделе была, разве что, квиддичная форма. По ней посетители буквально с ума сходили, так что в Клубе её сделали чем-то вроде фирменной одежды: плотные штаны, высокие кожаные ботинки, протекторы и подчеркивающий формы верх. Похоже, эта школьная форма тоже была слегка подправлена; ещё её удивило то, что на ней красовался символ факультета: крошечная, чёрная юбочка застёгивалась на золотые пуговки с изображением льва, тот же лев вздымал лапы и на обтягивающей белой рубашке. Она натянула высокие чулки и заплела волосы в косы. Никакого макияжа, никакой косметики — её специально предупреждали. Не обуваясь, она прошла по длинному коридору, остановилась у дверей комнаты двадцать восемь, коснулась её своим заколдованным кубиком — и та растаяла на мгновение, впустив её внутрь.

Ей понадобился миг, чтобы привыкнуть к полутьме комнаты. Клиент сидел на уголке кровати, освещённый розоватым светом, идущим от лампы. Когда она вошла, он поднял голову.

— Привет, — произнесла она и замерла, оторопев: когда он поднялся, она увидела, что он юн, очень юн и удивительно хорош собой. Светло-русые волосы, ясные синие глаза, узкий решительный рот и гибкое мускулистое тело. На нём было надето что-то тёмное, не бросающееся в глаза. Совершенно бесхитростное лицо, вот только глаза… они казались старше, много старше его самого…

Она гадала, чего же он хочет: должна ли она быть испуганной и скромной или развязной и смелой. Подняв руку, она перебросила себе на грудь одну косу и застенчиво взглянула на него.

— Иди сюда, — он протянул ей руку. Босиком — как он и хотел, она прошла через комнату к нему. Он притянул её к себе, его руки скользнули на талию — она чувствовала его лёгкую, но цепкую хватку. — Ты будешь звать меня по имени. Я — Том. Произнеси это.

— Том, — повторила она. По его телу пробежала дрожь. Казалось, даже воздух в комнате сгустился, хотя она подумала, что всё дело в освещении. Его руки заметались по её телу, он запрокинул её голову, касался её лица, словно лепил его из темноты и воздуха, что были между ними. Она стояла, не двигаясь, — она привыкла к странностям клиентов: принимая во внимание род её занятий, чего-то подобного вполне следовало ожидать. Люди не приходили в «Полночный клуб», чтобы просто заняться сексом — бордель продавал самые тёмные мечты и фантазии, скрывающиеся в человеческой душе. Сюда людей приводила страсть, любовь и горе.

И люди использовали её, чтобы плакать, обнимать, преклоняться и восхищаться, ненавидеть и презирать. Это была её работа.

— Джинни, — позвал Том, поднимая большими пальцами её подбородок. — Смотри на меня.

И она подняла взгляд. Теперь в комнате было почти совсем темно, она различала в сумраке лишь очертания его лица и его синие глаза с залегшими под ними тенями.

— Ты боишься меня?

Она попыталась угадать, что именно он хотел бы услышать.

— Да.

По его телу снова пробежала судорога, руки на её талии сжались сильнее. Он наклонился и прижался губами к её щеке. Они были очень холодными, и она содрогнулась.

— Любовь, — прошептал он, и она не смогла понять, к ней ли он обращается. — Какое эгоистичное чувство: существует только собственный пыл и собственная боль, расстраиваешься только от собственных неурядиц…Тело попадает в рабство, а воля — в кандалы желаний. Почему до сих пор считают, что любовь облагораживает?

Она не могла ничего с собой поделать — его тон обеспокоил её. Облегчение, возникшее от вида столь юного лица, быстро исчезало.

Этот мальчик был прекрасен, но, кажется, более чем, не в себе.

— Твои руки такие холодные, — промолвила она.

— Тихо, — он с силой тряхнул её за плечи, и она тут же испуганно умолкла. Но гнев мгновенно исчез из его глаз — они снова стал мягкими, сонными, рассеянными. — Скажи мне, что любишь меня.

Ага, это уже было знакомым:

— Я люблю тебя, Том.

— Скажи, что принадлежишь мне.

— Я принадлежу тебе, — произнесла она и добавила, — Том, — кажется, ему нравился звук его собственного имени.

— И ты умрёшь ради меня.

— Я умру ради тебя, Том.

— Умоляй меня.

— О чём? — она вскинула взгляд и тут же пожалела: ей совсем не понравилось выражение его глаз.

— Умоляй причинить тебе боль.

Так, достаточно. Она отшатнулась от него.

— Нет, нет — это против правил: ты не можешь причинить мне боль.

Взгляд его стал ещё более мечтательным:

— Думаю, ты понимаешь: я могу делать всё, что мне заблагорассудится.

Он больше не удерживал её, и она отступила от него. Его глаза были такими знакомыми, отчуждёнными, тревожными — развернувшись, она рванулась к двери… Он стоял прямо перед ней, прислонился к дверям, чуть прогнувшись. На его губах гуляла лёгкая улыбка.

— Джинни, ты ведь не хочешь убежать от меня… Ты хочешь быть со мной — ведь иначе ты не вызвала бы меня назад, правда?

Горло свело от испуганного всхлипа. Она отшатнулась назад, бормоча себе под нос:

— Excubitor, excubitor…

— Охрана не придет: я демонтировал все защитные заклинание в этой комнате. Можешь кричать и кричать. Ну, давай же — я хочу этого.

Она попыталась сделать ещё шаг назад, но ноги её не слушались, они, словно, приросли к полу. Повернув голову, она взглянула на него: он двигался к ней, вытянув вперед левую руку, губы его шевелились. Кажется, воздух перед ним мерцал… Магия без палочки? Но, каким образом?…

— Кричи, если хочешь. Никто не услышит тебя. Мне всё равно. Ты — моя. Смотри же на меня. Смотри мне в лицо.

Она подчинилась, чувствуя, как её захлестывают волны ужаса. Его лицо светилось, словно какой-то странный, безумный огонь горел у него внутри: глаза излучали ясный синий свет. Теперь она узнала этот взгляд, она поняла, почему он казался ей таким знакомым: это был взгляд, которым кошка смотрит на умирающую мышь.