Эмерод - Яд

— А… Он, что, не сам выбирает себе одежду?

Оливия пренебрежительно фыркнула.

— Ну, если он будет делать это сам, то будет ходить десятилетиями в одном и том же. Нет, конечно, я знаю все его мерки, так что… подожди, это не займёт много времени. Он страшный консерватор.

— А можно мне с тобой? — Кэтрин встала и смотрела на Оливию, улыбаясь самой очаровательной и просительной улыбкой, которую могла изобразить.

— Если хочешь — ради Бога, — хмыкнула Оливия. — Хочешь, сама можешь выбрать что-нибудь, для разнообразия. А я, в таком случае, зайду к ювелиру — я кое-что отдавала ему на прошлой неделе.

Кэтрин немного смущалась, но Оливия, как ни в чём не бывало, велела мэтру Уберу показать Кэтрин всё, что он может предложить для месье Дегри.

Оливия ушла, и Кэтрин осталась в лавке одна, вздохнув с невольным облегчением — Оливия была как торнадо, от которого просто некуда деться. Мэтр Убер, кажется, тоже был рад, что беспокойная клиентка удалилась. Он выложил перед Кэтрин образцы тканей, пуговиц, галстуки и шейные платки, сказав, что фасон он знает и так. Кэтрин с увлечением копалась, забыв, что устала.

Через минут десять в лавку вошли двое молодых французов. Они сразу же уставились на незнакомку, и мэтр Убер поспешил представить их друг другу. Кэтрин тут же благополучно забыла сложные для произношения французские фамилии. Молодые люди с интересом рассматривали её, и, поскольку выбирали они из того же, что и она, вскоре завязалась беседа.

— Вот, смотрите, мадам, — говорил ей один их них — высокий брюнет с карими глазами, который явно был представителем местной знати. — Это по последней моде, прямо из Парижа. Обратите внимание, что жилет должен быть на тон светлее, чем фрак, и на тон темнее — чем сюртук. У Вас, в Англии, такая же мода?

— Думаю, что очень похожая, — Кэтрин невольно улыбалась, опустив глаза и искоса посматривая на французов, не скрывавших своего интереса к ней.

— А откуда Вы приехали? И где остановились? — решил присоединиться к разговору второй француз — Кэтрин решила, что он сын банкира или юриста.

Внимание мужчин была для Кэтрин привычным делом. Она всегда знала, что не является необыкновенной красавицей, но все признавали, что у неё был шарм, привлекавший к ней внимание противоположного пола. Так что она чувствовала себя, как рыба в воде, и очевидный интерес французов забавлял её.

— Зачем я буду рассказывать Вам? — спросила она, склоняя голову набок и улыбаясь. — Может, я желаю сохранить инкогнито, путешествуя по Вашей стране? Впрочем, я остановилась у Дегри. Вы знаете их?

На секунду повисло молчание, а затем неожиданно она услышала из-за своей спины голос Роберта:

— Конечно, знают.

Чувствуя, что краснеет, как рак, Кэтрин замерла. Французы как по команде уставились на Дегри, стоявшего за её спиной. Она увидела одинаковое выражение на их лицах — еле скрываемая неприязнь и… нет, не страх, но, пожалуй, опасение. Они молчали, словно набрали в рот воды, так долго, что Кэтрин стало совсем не по себе. Наконец, брюнет кивнул, в знак приветствия, и холодно сказал:

— Добрый день, месьё Дегри.

Его друг ограничился только кивком.

— Кэтрин, вы с Оливией закончили? — услышала она вопрос Роберта. Его тон не понравился ей. Она так и не обернулась, медля неизвестно почему.

— Роберт, вот и ты! — разбавил вновь повисшую тишину голос Оливии. — Где тебя носило? Мы заждались, я даже к ювелиру успела сходить. Господа, — это относилось к французам, которые явно почувствовали облегчение от присутствия мадам Дегри в ателье. — Добрый день.

Оба француза галантно поклонились Оливии, не сводя с неё восхищённых глаз. Кэтрин ощутила небольшой укол ревности, который постаралась задавить.

— Кэтрин, нам пора, — сказала Оливия, беря её под руку и выводя на улицу.

Кэтрин с опаской подняла глаза, боясь столкнуться взглядом с Робертом, но того уже не было в лавке. Оливия подтолкнула её к экипажу, Кэтрин едва устояла на ногах — какие же она, всё-таки, сильная.

Сын мэтра Убера вынес коробки с покупками и положил их на переднем сиденье. Кэтрин уселась на своё место, краем глаза пытаясь взглянуть на Роберта, но тот уже был в седле и, подстегнув коня, не оглядываясь, поскакал вперёд.

— Не обращай внимания, — успокоила её Оливия, садясь рядом. — Подышит свежим воздухом и остынет.

— Я ничего такого не сделала, — пробормотала Кэтрин, отчего-то чувствуя себя виноватой. — Они спрашивали меня, я же не могла молчать, это было бы так невежливо.

— Кэтрин, ты фертида. Мужчины всегда будут виться вокруг тебя. И ты не обязана оправдываться.

Кэтрин молчала. Слова Оливии не очень убедили её.

— Я вижу, к вам здесь особенное отношение, — наконец, сказала она. — Расскажите мне, как люди относятся к таким, как вы? Неужели не замечают, насколько вы другие?

— Конечно, замечают, — Оливия чуть пожала плечами. — Но мы стараемся поменьше общаться с людьми. Мне, правда, это не мешает иметь хорошие отношения с тебе подобными. Но большинство из нас предпочитают не иметь дела с простыми смертными. Вы… не обижайся, Кэтрин, но вы, по большей части, довольно примитивны и неумны. И иногда это ужасно раздражает, даже меня.

Кэтрин молчала, глядя в сторону и не смея возражать. Она слишком мало знала Оливию, чтобы позволить себе резкие высказывания. Но, если бы осмелилась, то обязательно сказала бы, что и людям не сильно приятно в обществе этих существ. Хотя… Она вспомнила Кингсли и своё первое впечатление от него и передёрнула плечами. Да уж, трудно сказать, что лучше — неприкрытое высокомерие Роберта и Елены, или обманчивое очарование Кингсли, ищущего новую жертву.

— Кэтрин, — привлекла её внимание Оливия. — Хватит сидеть с надутым видом. Я действительно не желала задеть твоё самолюбие. Просто… просто вы как дети малые, и меня это забавляет, а других — злит.

— Вы другая, не такая, как остальные ваши. Почему?

— Кэтрин, обращайся ко мне на ты, сделай мне одолжение. Что же до твоего вопроса… Я такая же, как остальные, только немного старше, чем те, кого ты видела. Постепенно понимаешь, что с некоторыми вещами надо просто смириться, потому что ты не в силах что-то изменить.

— Вы… Ты старше Роберта?

Оливия звонко рассмеялась.

— На сорок лет.

Кэтрин смотрела на неё, не в состоянии справиться с нездоровым любопытством. На сорок лет?! А… позвольте, сколько же ей всего тогда лет? Ужасно неприличный вопрос — даме о возрасте, но Кэтрин так и подмывало задать его. Она сдержалась, но продолжала пялиться на Оливию, переваривая её слова.

— Удивлена? — Оливия усмехнулась. — Я очень слежу за собой и знаю, что хорошо выгляжу. Увы, Кэтрин, мы тоже не вечны.

Кэтрин кивнула, не смея спорить. Ну да, подумаешь, пара-тройка столетий — действительно, какая малость. Может, и она бы относилась с пренебрежительным снисхождением к человечкам, которые от силы дотягивают до семидесяти-восьмидесяти лет. У них, может, ещё в школу в этом возрасте ходят…