Евгения Савицкая - В плену Времени

Я нисколько не возражала и поэтому бесшумно выскользнула из комнаты с пустой миской в руках, притворив за собой дверь. Первым делом, я извлекла из сундука, стоящего в сенях узел со своими вещами, затем обула удобные туфли без каблуков из мягкой выделанной свиной кожи и, прихватив холщовую сумку, вышла в ночь. Узел и сумку я отнесла к колодцу и спрятала вещи в кустах. Затем обогнув, справа, дом и пошла к погребу. Оттуда я стащила подголовки домашнего сыра, копченый окорок, буханку хлеба, а также прихватила бутылку с морсом. Все это я сложила в вышеупомянутую холщовую сумку и снова спрятала в кустах возле колодца.

Когда я вернулась, веселая компания видимо навернула еще по одной, и поэтому сильно удивилась, где я пропадала так долго. Демонстративно поставив миску с грибами на стол, вернулась на свое место. Я едва сдерживала нервную дрожь во всем теле, осознавая, что моей подневольной жизни пришел конец и совсем скоро я убегу без оглядки в Екатеринослав. Возможно, придется украсть эти часы времени у ростовщика, но это было бы делом нехитрым, потому что, ни о какой сигнализации в 1881 году речи быть не может. Далеко идущих планов я решила пока не строить и ограничится пока лишь побегом из дома Митьки.

Ждать долго не пришлось, практически сразу после второй чарки, когда я принесла новую порцию грибов, Матрена и мужики сильно опьянели. Хозяйка велела мне идти спать в сени, чтобы я не мешала им. Под действием алкоголя, она потеряла бдительность, а возможно, ей даже в голову не пришло, что я смогу убежать. Бросив прощальный взгляд на разудалую компанию, которая тут же утратила ко мне интерес, опрокинула еще по одной чарке самогона и, закусив маринованными грибками, завела хором веселую хохлацкую песню. Матрена солировала красивым высоким голосом, Митрий и Кузьма ей подпевали, а Макар уже сладко спал, уткнувшись лицом в крошки хлеба на столе и обняв руками рыжую голову. В этот момент мне захотелось подложить ему под лицо салат, чтобы ему было мягче спать.

Я осторожно вышла за дверь в сени и плотно притворила ее за собой, заглушая громкую песню. Быстрыми бесшумными шагами дошла до входной двери, осторожно толкнула ее и шагнула в ночь. Прихватив припрятанную сумку, я тихо прошла мимо серой Жучки, бросив ей кусок колбасы. Собака уже отлично знала меня потому, что именно с Жучкой все это время тайком от Матрены, я делилась своими скудными порциями. Поэтому она промолчала, когда я прошла мимо ее деревянной будки. Калитка с тихим скрипом закрылась, и я уверенными шагами направилась в сторону полей, на запад. За эти дни жизни в доме Матрены я узнала, что Екатеринослав находился в пяти верстах от села на запад. Я узнавала это постепенно, как бы невзначай задавала простенькие и ничего не значащие вопросы Макару, Митрию или Кузьме.

Как только спящее село исчезло из виду, я бегом пересекла поле, окаймляющую его лесопосадку и углубилась в степь. Сердце гулко билось где-то в горле, кровь стучала в висках, и от волнения жутко хотелось пить. Только теперь, когда остановилась передохнуть и промочить горло, я заметила, что южная душная ночь напоена ароматом диких степных трав, вокруг оглушительно стрекотали сверчки в высокой траве, и пахло пылью дальних дорог. Над головой в темно-синем ночном небе ярко сверкали далекие звезды, укутанные в белесую дымку млечного пути, который так редко можно увидеть на ночном небе в очень ясную погоду и только далеко от города.

Я с наслаждением улеглась на спину и, закинув руки за голову, смотрела в небо, пытаясь найти знакомые мне с детства созвездия. Папа увлекался астрономией и у него даже был любительский телескоп, на даче мы частенько до полночи проводили на чердаке и рассматривали далекие звезды. Попутно он рассказывал мне различные интересные факты из жизни звезд. Я замирала от осознания того, что возможно смотрю на одну из населенных планет, и кто-то из разумных существ также как и я с напряжением вглядывается в черные глубины Вселенной, пытаясь понять — есть ли еще где-то разумная жизнь.

Я сладко потянулась, отгоняя радужные воспоминания о своем далеком детстве. Глаза уже слипались, и усталость брала вверх. Решив, поспать до рассвета, я побрела в поисках места для ночлега. В холодных лучах ярко светившего месяца все было призрачным. Вскоре такое место нашлось. На прямой поверхности степи, кое-где попадались редкие островки с низкими деревцами и густым кустарником. Один из таких островков попался мне на пути и я, с радостью предвкушая сон, залезла в густую траву и моментально уснула.

Утренняя прохлада заставила меня сжаться в плотный комочек, и поджать под юбку озябшие ноги. Мое сознание потихоньку просыпалось, и я даже ждала, когда Матрена, уже ставшим привычкой, тычком в бок разбудит меня, но я в этот же миг вспомнила, что сбежала из дома разбойника Митьки. Эта мысль обожгла меня, и я тут же вскочила на четвереньки, испуганно озираясь по сторонам. Вокруг меня была высокая трава и густой кустарник, надежно скрывающий от взглядов посторонних. Страх, что меня найдут, был очень силен. Я прислушалась. Не было ни единого звука, выдающего присутствие где-то поблизости людей. Набравшись смелости, я высунула голову из кустов и огляделась вокруг. В степи не было ни души. Уже светало. На серовато-жемчужном небе погасли звезды, серп месяца все еще слабо светил на небе. Восток ярко пламенел всеми оттенками алого цвета. Над плоской и безграничной степью стоял птичий гомон. Казалось, каждая пичужка исполняла свою партию в этом удивительном утреннем концерте. Я вдохнула свежий воздух и вернулась в свои кусты, наскоро позавтракав и запив еду морсом, снова двинулась строго на запад. Яркие лучи восходящего солнца светили мне в спину, нагревая порядком озябшее под утро и промокшее от росы тело. Роса — капли слез на травинках, блестела в золотистых лучах, как маленькие капельки расплавленного золота. На небе не было ни единой тучки, предвещая жаркий и безоблачный день.

Все утро я шла без устали и избегала больших и широких дорог. Пару раз я останавливалась перекусить припасами из погреба Матрены, и снова двигалась в обозначенном для себя направлении. Уже порядком припекало, хотя солнышко не достигло зенита. Поднялся ветер, который нес серую пыль, обжигал лицо жарким дыханием и сушил губы, заставляя меня мечтать о своем замечательном карамельном блеске для губ, который так и остался лежать в моей сумочке. Вздохнув, лишний раз я вспомнила, о том, что сумочка осталась у Ромки в квартире и как по глупости сумела угодить в эту эпоху. Если бы не мое упрямство, то была бы я сейчас у себя дома, ходила на практику и безмятежно мечтала о столь долгожданных каникулах, а вместо этого, я мотаюсь в пыли по полям и степям в поисках Часов Времени, чтобы наконец-то вернуться в свой век. От досады на себя, я сильно прикусила губу и едва сдерживала накатывающие на глаза слезы. Это же ведь не проявление моей слабости, просто ветер и пыль в глаза… Верно?