Елена Грушковская - Печальный Лорд

Фалдор вернулся на скамейку и снова взял ручку коляски. Заглянув внутрь, он улыбнулся, и эта улыбка так напомнила Джиму о Фалконе, что у него сердце сжалось от боли. Да, испытание прошлым было не из лёгких. Поддаваясь влечению, Джим осторожно и ласково провёл пальцами по щеке Фалдора. Тот повернул к нему лицо, и Джим, не удержавшись, приблизил губы к его губам.

— Что вы хотите сделать? — спросил Фалдор недоуменно.

— Поцеловать тебя, — прошептал Джим.

— Я этого не умею, — сказал Фалдор.

— Просто делай то же, что и я, — сказал Джим.

Губы Фалдора робко раскрылись навстречу поцелую, скованность и нерешительность постепенно перешли в неуклюжую нежность; Джим ласкал его щёку, и Фалдор делал то же самое свободной рукой, а другая лежала на ручке коляски. Джим первый оборвал поцелуй.

— Я зря это… — пробормотал он, закрывая глаза рукой.

— Это… Это… Не знаю даже, как сказать, — проговорил Фалдор. — Это необычно. Тепло, щекотно… Мокро. И приятно. В каких случаях это делается?

Джим провёл по лицу перчатками.

— Когда любишь, — сказал он глухо. — Это тот аспект любви, который ты представляешь абстрактно. Прости… Я не должен был этого делать, но я не удержался.

— Потому что я похож на Фалкона? — спросил Фалдор.

Да, потому что он был до боли похож на него, на Странника, но Джим не мог сказать этого вслух. Ему было совестно и невыносимо грустно. Каково это, когда первый в твоей жизни поцелуй предназначался не тебе?

— Расскажите о нём, — попросил Фалдор. — О том, на кого я похож.

Джим устремил взгляд к чистому весеннему небу, вдохнул аромат цветущего сада.

— Он был Странник, — сказал он. — Его манили глубины Бездны, и он всё время улетал далеко от дома. Он не знал страха и не был способен на предательство. Он был горячим и упрямым, но искренним и нежным. Ради любимого человека он был готов сделать всё — даже убить. Но прежде всего он был Странником. Он не умер, он улетел на прекрасном, сверкающем белом звездолёте к очень далёкой яркой Звезде, которая звала его к себе. Он улетел в новогоднюю ночь, когда милорд Дитмар сделал мне предложение, а я согласился стать его спутником. Он пожелал мне счастья, но предупредил, что меня ждёт испытание прошлым. И это испытание — ты, Фалдор. Извини… — Джим поднялся со скамейки. — Я хочу побыть один. Я прогуляюсь с близнецами, а ты побудь с Илидором и Серино.

— Да, ваша светлость, — ответил Фалдор.

Идя по аллее, охваченной бело-розовым пламенем весны, Джим не стирал слёз, катившихся из его глаз. Почему именно сейчас, среди этого неистового цветения, под чистым небом и тёплым солнцем он должен был проходить через это испытание? И что будет означать, что испытание пройдено им? В какой момент его можно будет считать успешно преодолённым — когда в его сердце изгладится тоска по Фалкону и сотрётся самая память о нём? Но вряд ли это возможно: живое продолжение Фалкона было постоянно перед глазами Джима даже без Фалдора. Сын Странника играл сейчас на зелёной травке — кудрявый голубоглазый малыш, Илидор.

Вечером они с лордом Дитмаром стояли на балконе, глядя на озарённый закатными лучами сад. Лорд Дитмар всё ещё одевался в чёрное, носил перчатки и стриг волосы, которые на висках стали совсем седыми, и его траурное облачение печально контрастировало с праздником весны и жизни, царившим вокруг. В своём длинном плаще, высокий и задумчивый, он прогуливался по балкону, переступая по чёрно-белым плиткам, и был похож на чёрного ферзя, а маленький Джим в белом костюме и белых лёгких туфлях смотрелся рядом с ним, как белая пешка. Сначала они думали каждый о своём, и лорд Дитмар был погружён даже в бОльшую задумчивость, чем Джим, как будто совсем не замечая его. Джиму наконец захотелось поговорить со своим спутником, мудрым, добрым, любящим Печальным Лордом, и он сказал:

— Какая красивая весна. Сад просто взорвался цветением.

Переступая с белых плиток на чёрные и наоборот, лорд Дитмар рассеянно отозвался:

— М-да…

— Больше всего мне нравятся яннаны, у них такие мелкие розовые цветочки, и их так много, — сказал Джим. — И ветки так живописно свисают к земле.

— Угу, — ответил лорд Дитмар, заложив руки за спину.

— А Илидор сегодня врезался в кусты, катаясь на самокате, — рассказал Джим со смехом. — Жаль, у меня не было камеры, это нужно было снять. Вот был бы кадр!

— Мм, — промычал лорд Дитмар.

Не зная, как привлечь его внимание и растормошить, Джим уселся на широкий балконный парапет с балюстрадой, поставив на него ноги и обхватив колени руками. Лорд Дитмар сразу взглянул на него и нахмурился.

— Дорогой мой, не садись так, — сказал он озабоченно. — Ведь ты не хочешь упасть?

— А мне так хочется, — ответил Джим тоном капризного ребёнка.

Лорд Дитмар подошёл и обнял Джима за плечи, страхуя от падения.

— Я серьёзно, милый.

Джим прислонился к нему, склонив голову ему на грудь.

— Милорд, вы сейчас как будто совсем меня не любите…

Лорд Дитмар вздохнул, устало и ласково погладил его по волосам и поцеловал в макушку.

— Ну что ты говоришь, дитя моё… Я люблю тебя больше жизни, каждую минуту. Не бывает таких дней, когда я люблю тебя меньше, чем всегда.

Джим поднял лицо и протянул ему губы, и лорд Дитмар нежно поцеловал его.

— Я просто немного задумался, — сказал он. — О работе. Один непростой вопрос не даёт мне покоя, я пытаюсь его решить. Я его решу рано или поздно, но над ним придётся поломать голову.

О Фалдоре они не говорили, но его фигура как будто стояла рядом, нарушая их уединение и вторгаясь в их мысли, и даже когда в этот вечер они занимались любовью, ощущение чужого присутствия не покидало их, как будто за ними кто-то подглядывал. Конечно, за ними никто не подглядывал, но им обоим было не по себе, и близость не принесла того наслаждения, какого они достигали раньше. Скрыв, однако, друг от друга свою неудовлетворённость, они поцеловались и пожелали друг другу спокойной ночи.

Лорд Дитмар поднялся рано и до завтрака работал в кабинете: после выхода своей книги он принялся за очередной труд. Завтракали они на веранде, любуясь ламаннами в цвету, а потом лорд Дитмар уехал, предупредив, что будет только к ужину. Близнецами Джим сегодня занимался сам, предоставив Илидора и Серино заботам Фалдора. Когда сытые близнецы уснули, Джим стал наблюдать, как Фалдор в игровой форме обучал малышей счёту, а после они изучали голографический глобус.

Потом по плану у них было плавание в бассейне. Джим сам не купался: сидя на скамеечке в ванной, он смотрел, как Фалдор и Эннкетин учили детей двигаться в воде. У Илидора получалось лучше, чем у Серино, он уже пытался плавать сам, а Фалдор только страховал его, тогда как Серино нуждался в постоянной поддержке рук Эннкетина.