Карен Чэнс - Прикоснись ко тьме

Мирча приступил к делу, когда наши ауры смешались, затем замер. Я же ничего не замечала, потому что замирала от счастья, купаясь в золотистом свете. Мне казалось, что его тонкие пальцы нежно касаются не только моей шеи, что на мне больше нет халата, и теплые руки Мирчи скользят по моему телу. Я хотела сглотнуть, но во рту пересохло, а пульс бешено стучал где-то в самых интимных местах. Внезапно я вспомнила один вечер, когда мы с Мирчей сидели рядышком на диване в кабинете Тони, и он, поглаживая меня по голове, рассказывал сказку. В тот вечер я не отходила от Мирчи ни на шаг, при каждом удобном случае забираясь к нему на колени, но такого ощущения не испытывала. Конечно, тогда мне было всего одиннадцать. Теперь все изменилось.

У Мирчи было какое-то странное, смущенное выражение, словно он видел меня впервые. Пристально взглянув мне в лицо, он взял мою руку и склонился над ней. Я почувствовала легкое прикосновение губ, после чего Мирча отступил на шаг. Хотя это продолжалось не более десяти секунд, у меня сбилось дыхание, я залилась краской и почувствовала сильнейшую обиду, словно у меня отняли самое дорогое, что было в жизни. Я хотела протянуть к нему руки, но вовремя остановилась и так и осталась сидеть, с бьющимся сердцем, не сводя с Мирчи глаз.

Я и забыла, что процесс получения жизненной энергии у вампиров проходит гораздо интимнее, чем у привидений вроде Билли. Странно, что раньше я никогда об этом не задумывалась. Мирча обладал сильнейшей харизмой, которой, кстати, славился весь его род; обладал мощным запасом энергии, позволившим ему получить место в Сенате, и, наконец, он был просто красив. Я никогда не встречала Дракулу, который умер за много лет до моего рождения, или злосчастного Раду, но, глядя на Мирчу, поняла, почему о нем рассказывают легенды. Встретившись с ним один раз, забыть его уже невозможно.

Я взглянула на Томаса; он с усмешкой смотрел на меня. Что произошло между нами? Этого я уже не помнила. Я посмотрела на себя в зеркало: блуждающий взгляд, порозовевшее лицо, полуоткрытые губы. Словно я только что занималась любовью – что, между прочим, было недалеко от истины. Я тряхнула головой, чтобы стереть с лица выражение полнейшего блаженства.

Приткин, как обычно, стоял с унылым видом, словно увиденное доставило ему боль, а не удовольствие.

– Я не верю, что он пил твою кровь. Я не видел никакой крови. У тебя даже кожа не расцарапана.

– Ничего подобного, – возразил Мирча, нервно поправляя воротник – Я пил кровь, только очень осторожно.

Взглянув на Томаса, он хотел что-то сказать, но передумал и, оскалившись, повернулся к Приткину.

– Если хотите, вам все покажет Рафаэль.

Не успела я и глазом моргнуть, как Раф подошел к магу и взял его за руку. Браслет на моей руке дернулся – от мага начали исходить волны энергии.

– Не бойтесь, я не сделаю вам больно, – презрительно сказал Раф. – Все будет точно так же, как у Кэсси. Неужели вы трусливее, чем она?

Приткин его не слушал. Судя по выражению его лица, нам всем следовало немедленно разбегаться, но Раф не испугался. А как же иначе, если он получил приказ хозяина?

– Отойди от меня, вампир, или, клянусь кругом, ты об этом пожалеешь!

Внезапно меня окружили все стихии, какие способно вызвать колдовство. Стеной встали земля и вода, я начала одновременно тонуть и погружаться под землю. Браслет задергался, как зверек, пойманный в капкан. Я хватала ртом воздух, но не могла вздохнуть, рвала ворот халата, но продолжала задыхаться – меня душило нечто нематериальное. Легкие перестали работать, словно забыли, как это делается. Я медленно опустилась на стул, в глазах потемнело. Помню, как успела подумать, что в комнате, полной вампиров, мне суждено умереть от руки человека.

Теплая рука, скользнув за ворот, слегка сжала мне шею; что-то кольнуло меня. Удушье исчезло; воздух был густым и тяжелым, но я, по крайней мере, перестала задыхаться.

– Отпусти его, Рафаэль, – резко скомандовал Мирча, и я, вскинув глаза, поняла, что это его рука проникла сквозь защиту мага и спасла меня от удушья.

Раф выполнил приказ и вытер руку о штаны, словно испачкался в какой-то гадости. Маг изо всех сил пытался восстановить свою энергию, но она медленно таяла, как успокаиваются волны, когда стихает ветер.

Мирча кивнул Рафу, тот выглянул за дверь и позвал слуг. Через несколько секунд в комнату втащили еще одного сатира-оборотня. Это был молодой светловолосый самец, который, как и его собратья, выглядел совсем незлобиво. Покрытый светло-коричневым мехом, со светлыми глазами, ростом он был не менее шести футов и хорошо сложен, как все молодые сатиры. Нужно сказать, что внешность для них – дело чести, и если сатир от природы не слишком красив, он работает над собой до тех пор, пока не приведет свое тело в надлежащий вид. Страшнее невзрачной внешности для них только импотенция. Пленный сатир был весьма жалок, но, заметив меня, встрепенулся и, что называется, сделал стойку. Я простила его; сатиры – они и есть сатиры.

– Смотри и учись, маг.

С этими словами Рафаэль вынул нож и провел им по груди оборотня, сделав тонкий и длинный надрез. Тот не издал ни звука, что меня совсем не удивило. Сатиры не отличаются особой храбростью, однако ни за что на свете не станут выказывать слабость в присутствии полуодетой самки.

Раф поднес руку к груди сатира, держа ее примерно на расстоянии фута; и тут все увидели, как капли крови устремились к его ладони, словно притягиваемые невидимыми нитями. И, едва прикоснувшись к ладони, бесследно исчезали.

– Мы можем пить кровь, обходясь без надрезов и ран, – тихо сказал Мирча. – В любое время, у кого угодно, везде. Нам достаточно легкого прикосновения в метро, одного рукопожатия… – тут он бросил взгляд на меня, – или других, более приятных вещей; все сгодится.

Я посмотрела в темные глаза Мирчи, и на секунду у меня вновь сбилось дыхание, только на этот раз я боролась с собственным телом, а не с чьей-то энергией. Никто не умел смотреть на меня так, как Мирча, он словно знал все мои самые сокровенные желания и мечты. Рука, державшая меня за шею, внезапно начала испускать энергию страсти, а не умиротворения. Лицо Мирчи изменилось, и, прежде чем мой разум осмелился назвать его новое выражение чувственным, мое тело уже отозвалось. Чтобы не вскочить и не броситься в его объятия, я крепко ухватилась руками за стул. Черт, вот уж этого я никак не ожидала.

Мирча отступил на шаг, и теплая волна страсти, захлестнувшая меня, начала понемногу слабеть, однако желание осталось. Даже мысль о том, что Мирча, не задумываясь, убил бы меня, если бы получил приказ Сената, меня не беспокоила; я думала о другом: все, что я сейчас испытываю, плод моего воображения или он и в самом деле хочет внушить мне страсть? Я вспомнила первую ночь с Томасом и то, как он хотел меня соблазнить. Смешно подумать, что девчонка, завернутая в полотенце с нелепыми рисунками из мультиков, могла пробудить желание. Неужели и Томас выполнял приказ Сената? А Мирча? Тоже выполняет чей-то приказ?