Кэми Гарсия - Прекрасные создания

— Значит, твой брат меняет внешний облик, а дядя меняет саму суть?

— Да. Бабушка говорит, что их Силы очень похожи. Такое иногда случается с родителями и детьми. Они слишком похожи и потому конкурируют.

Я знал, о чем она думает сейчас, о том, что она никогда не узнает подобного о себе, ее лицо омрачилось, и я попытался улучшить настроение:

— Райан. Что она умеет? Дизайнер одежды для собак?

— Слишком рано что-то говорить. Ей всего десять.

— А Мэйкон?

— Он просто… дядя Мэйкон. Нет ничего невозможного для него, он сделает для меня все, что угодно. В детстве я провела с ним очень много времени, — она отвела взгляд, избегая ответа на вопрос. Она что-то скрывала, но с Леной было невозможно вычислить, что именно. — Он для меня вроде отца, или того, каким я представляла своего отца.

Ей не надо было ничего объяснять, я знаю, каково терять близких. Я думал о том, хорошо это или плохо, совсем ничего не знать о них.

— Так что насчет тебя? Какой у тебя дар?

Как будто он у нее всего один. Как будто я не видел ее силы в действии в первый день в школе. Как будто меня не мучил этот вопрос с ночи, когда она в пижаме сидела на моем крыльце.

Она замялась на минуту, то ли собираясь с мыслями, то ли думая, что сказать мне, и невозможно было догадаться, что в ее голове. А потом она взглянула на меня своими бездонными зелеными глазами:

— Я — Созидатель. По крайней мере, дядя Мэйкон и тетя Дель так думают.

Созидатель . Я вздохнул с облегчением. Это звучало не так плохо, как Сирена, с Сиреной мне было бы не просто смириться:

— И что именно это значит?

— Сама толком не знаю. Это не один какой-то дар. В смысле, предположительно Созидатель может гораздо больше, чем другие маги, — она протараторила это, видимо, надеясь, что я ничего не услышу, но я услышал.

«Больше, чем другие маги».

«Больше» . Я не мог понять, как отнестись к этому «больше». С «меньше» я бы справился. «Меньше» было бы лучше.

— Но как ты видел сегодня, я сама не знаю, что могу, — она, нервничая, не сводила глаз с лоскутного одеяла. Я потянул ее за руку, пока она не легла рядом со мной на кровати, опираясь на локоть.

— Меня это не волнует. Ты мне нравишься такой, какая есть.

— Итан, ты почти ничего обо мне знаешь.

Меня окатывало волнами жара и, честно говоря, меня мало волновало то, что она говорит. Так здорово было находиться рядом с ней, держать ее за руку, на расстоянии всего лишь белого прямоугольника на лоскутном одеяле.

— Неправда. Я знаю, что ты пишешь стихи, я знаю, что значит ворон на твоем ожерелье, я знаю, что ты любишь лимонад и свою бабушку, и карамель в шоколаде вприкуску с попкорном.

На секунду мне показалось, что она сейчас улыбнется.

— Это лишь малая толика.

— Это для начала.

Ее зеленые глаза уставились в мои голубые:

— Ты даже имени моего не знаешь.

— Лена Дюкейн — твое имя.

— Для начала — это не так.

Я подтянулся на кровати и сел, отпустив ее руку:

— О чем это ты?

— Это не мое имя. Ридли сказала правду.

Я стал припоминать что-то из услышанного раньше, я вспомнил, как Ридли сказала, что Лена еще не знает своего собственного имени, но я не думал, что она говорит буквально.

— И как тебя зовут?

— Я не знаю.

— Это опять из раздела о магах?

— Не совсем. Большинство Магов знают свои настоящие имена, но моя семья отличается от большинства. В нашей семье до своего шестнадцатилетия мы своих истинных имен не знаем. До этого времени мы носим другие имена. Ридли звали Джулией, Рис — Аннабель, а мое — Лена.

— А кто тогда Лена Дюкейн?

— Насколько я знаю, моя фамилия Дюкейн. А Леной меня окрестила моя бабушка, потому что я худая и длинная, как бобовый росток. Типа Лена — Длина.

Я замолчал, переваривая информацию.

— Значит, ты не знаешь только свое имя и узнаешь его через пару месяцев.

— Все не так просто. Я ничего о себе не знаю. Поэтому я такая ненормальная. Я не знаю своего имени и не знаю, что случилось с моими родителями.

— Несчастный случай вроде бы, нет?

— Так они мне сказали, но никто ничего не рассказывал толком. Я не смогла найти никакой записи о том случае, и нет никаких могил, ничего. Как мне узнать, что это вообще правда?

— Да кто же будет врать о таком?

— Мою семейку видел?

— Да, верно.

— А тот монстр внизу, та… ведьма, которая чуть не убила тебя? Веришь или нет, раньше она была моей лучшей подругой. Мы с Ридли выросли вместе, жили с моей бабушкой. Мы так часто переезжали, что у нас был с ней один чемодан на двоих.

— Это потому у вас нет акцента? Люди ни за что не поверят, что вы жили на юге.

— А у тебя какая отмазка?

— Профессора вместо родителей и полная кружка четвертаков за каждый раз, когда я не проглатывал окончание, — я округлил глаза. — Так значит Ридли не жила с тетей Дель?

— Нет. Тетя Дель иногда приезжала на выходные. В моей семье ты не будешь жить со своими родителями. Это слишком опасно.

Я замолчал, удерживая себя от следующих пятидесяти вопросов, но Лену наоборот понесло, будто она жаждала рассказать эту историю больше сотни лет:

— Мы с Ридли были как родные сестры. Мы спали в оной комнате и учились вместе на дому. Когда мы переехали в Виржинию, мы уговорили бабушку отпустить нас в обычную школу. Мы хотели завести друзей, быть нормальными. Раньше со смертными мы разговаривали только тогда, когда бабушка водила нас в музеи, в оперу или на ланч в ресторан Олд Пинк Хаус.

— И что случилось, когда вы пошли в школу?

— Это была катастрофа. Одеты мы были неправильно, телевизора у нас не было, мы не справлялись с уроками. Мы были абсолютными лузерами.

— Но вы же общались со смертными.

Она не смотрела на меня:

— Я никогда не дружила со смертным до тебя.

— Правда?

— У меня была только Ридли. Ей было так же паршиво, как и мне, но она этого не замечала, она была слишком занята, оберегая мой покой.

Я с трудом себе представлял оберегающую Ридли.

Люди меняются, Итан .

Не настолько. Даже маги.

Именно маги. Это я и пытаюсь тебе сказать.

Она убрала руку с одеяла:

— Ридли начала вести себя странно, и потом те парни, что раньше игнорировали ее, начали ходить за ней хвостом, ждать ее после школы, драться за право проводить домой.

— Ну да. Есть такие девушки.

— Ридли не такая вот девушка. Я же говорила, она — Сирена. Она может заставить людей делать то, что обычно они не делают. И эти парни прыгали со скалы, один за другим, — она крутила в руке свое ожерелье и говорила. — В ночь перед ее шестнадцатилетием я шла за ней до станции. Она была совершенно, пугающе, не в себе. Она сказала, что, скорее всего, она станет Темной, и что ей надо убраться подальше, чтобы не навредить тем, кого она любит. До того, как она навредит мне. Я единственная, кого Ридли по-настоящему любила. Той ночью она исчезла, и до сегодняшнего дня я ее не видела. После того, что ты видел сегодня, легко догадаться, что она стала Темной.