Кэми Гарсия - Прекрасные создания

— Подожди-ка, о чем это ты говоришь? Что значит «стала Темной»?

Лена глубоко вздохнула, заколебавшись, словно она раздумывала отвечать ли мне:

— Скажи мне, Лена.

— В моей семье после того, как тебе исполняется шестнадцать, ты становишься Призванным. Твоя судьба решается, и ты становишься Светлым, как тетя Дель и Рис, или Темным, как Ридли. Темный или Светлый, Белый или Черный. В моей семье нет полутонов. Мы не имеем выбора, мы ничего не можем изменить, став Призванным.

— В каком смысле не можешь выбрать?

— Мы не решаем, будем ли мы Темными или Светлыми, плохими или хорошими, как смертные и другие маги. В моей семье свобода воли отсутствует. За нас все решено в наш шестнадцатый день рождения.

Я изо всех сил вникал в то, что она говорит, но это звучало полным сумасшествием. Я слишком долго жил с Аммой, чтобы знать, что существует Черная и Белая магия, но было тяжело поверить в то, что Лена не может выбрать сама к какой стороне примкнуть.

Кем быть.

А она все еще говорила:

— Потому мы не можем жить со своими родителями.

— И как это связано между собой?

— Так было не всегда. Но когда сестра моей бабушки, Альтия, стала Темной, их мать не смогла отослать ее. К слову, когда маг становится Темным, он должен оставить свой дом и свою семью по объективным причинам. Мать Альтии думала, что может помочь справиться ей с этим, но она не смогла, и в том городе, где они жили, стали происходить ужасные вещи.

— Какие?

— Альтия была Кукловодом. Они невероятно могущественны. Они могут влиять на людей, вроде как Ридли, но они могут управлять ими, трансформировать их в других людей, в кого угодно. С момента, как она обратилась, в городе начали происходить необъяснимые несчастные случаи. Люди калечились, и однажды утонула девочка. Вот тогда-то мать Альтии, в конце концов, выпроводила ее.

А я-то думал, у нас в городе проблемы. Страшно представить здесь круглосуточно околачивающуюся более могущественную версию Ридли.

— И теперь никто из вас не живет со своими родителями?

— Все решили, что для родителей будет очень тяжело отказываться от своих детей, если они станут Темными. Так что теперь все дети живут отдельно от родителей, с другими членами семьи, пока не получат свое Призвание.

— А почему тогда Райан живет с родителями?

— Райан это… Райан. Она особый случай, — Лена пожала плечами, — по крайней мере, так отвечает дядя Мэйкон каждый раз, когда я спрашиваю.

Все это было каким-то сюрреализмом, мысль о том, что каждый член ее семьи обладал сверхъестественными силами. Они выглядели как я, как любой другой человек в Гатлине, ладно, пусть не совсем как любой, но они-то были совершенно невозможно другими. Как же так? Ведь, когда Ридли появилась на парковке Стоп энд Стил, все парни думали только о том, что это невероятно классная девушка, которая наверняка ошиблась, обратив на меня внимание. Как это происходит? Как ты вдруг становишься магом, а не обычным ребенком?

— А у твоих родителей были силы? — я ненавидел упоминать ее родителей, я знал каково это, говорить о своем умершем родителе, но мне надо было знать.

— Да. Они есть у всех в моей семье.

— А что они умели? Что-то похожее на твое?

— Я не знаю. Бабушка никогда не рассказывала. Я же говорила тебе, это было так, словно их не существовало никогда. Из-за чего я думаю, ну, знаешь что.

— Что?

— Может быть, если они были Темными, то и я буду Темной тоже.

— Не будешь.

— С чего ты взял?

— С того, что у нас общие сны. С того, что, заходя в комнату, я знаю, будешь ты там или нет.

Итан.

Это так.

Я прикоснулся к ее щеке и тихо сказал:

— Я не знаю, откуда я знаю, я просто знаю.

— Я знаю, что ты веришь в это, но знать ты не можешь. Я сама не знаю, что будет со мной.

— Все это просто несусветная чушь! — как и весь сегодняшний вечер. Я не хотел этого говорить, по крайней мере, не вслух, но был рад, что сказал.

— Что?

— Весь этот бред о судьбе. Никто не может решить, что случится с тобой, за тебя. Никто, кроме тебя.

— Нет, если твоя фамилия Дюкейн, Итан. Другие маги могут выбирать, но не мы, не наша семья. Когда мы получаем Призвание в шестнадцать лет, мы становимся Темными или Светлыми. Нет права выбора.

Я приподнял ее голову:

— Значит ты Созидатель. И что с этим не так?

Я посмотрел ей прямо в глаза, я знал, что я сейчас поцелую ее, и я знал, что беспокоиться не о чем, пока мы с ней вместе. И в эту секунду я поверил, что мы неразлучны навечно.

Я перестал думать о расписании тренировок в Джексоне и позволил ей увидеть, что я чувствую, что было у меня на уме, что я собираюсь сделать, и сколько времени потребовалось, чтобы унять свои нервы.

Ох .

Ее глаза стали шире, больше и зеленее, как будто это было возможно.

Итан… я не знаю .

Я наклонился и поцеловал ее. Губы у нее были соленые, как ее слезы. На этот раз не тепло, а электрический ток пронзил меня от моих губ до пяток. Я чувствовал покалывание в кончиках пальцев. Ощущения были те же, как тогда, когда я восьмилетний по наущению Линка сунул руку в розетку. Она закрыла глаза и притянула меня к себе, на одну минуту все вокруг стало идеальным. Она целовала меня, ее губы улыбались под моими прикосновениями, и я знал, что она ждала меня, возможно так же долго, как я ждал ее. Но потом с той же скоростью, с какой она открылась мне, она закрылась вновь. Или, вернее, оттолкнула меня.

Итан, нельзя этого делать.

Почему? Я думал, наши чувства взаимны.

А может это не так. С ее стороны.

Я смотрел на нее с расстояния ее вытянутых рук, все еще прикасающихся к моей груди. Она вполне могла почувствовать, как колотится мое сердце.

Не в этом…

Она начала отворачиваться, и в очередной раз собралась сбежать, как в тот день, когда мы нашли медальон в Грибрайере, как в ту ночь, когда она оставила меня одного на крыльце. Я схватил ее за запястье и сразу же почувствовал тепло:

— Тогда в чем дело?

Она обернулась, я попробовал уловить ее мысли, но ничего не услышал:

— Я знаю, ты думаешь, у меня есть выбор в том, кем мне быть, но это не так. И то, что сегодня натворила Ридли, это такая мелочь. Она могла убить тебя, и может быть убила бы, если бы я ее не остановила, — она глубоко вздохнула, глаза подозрительно заблестели, — в подобное могу обратиться и я, в монстра, веришь ты в это или нет.

Я вновь обнял ее руками за шею, не взирая на сопротивление, она еще говорила:

— Я не хочу, чтобы ты увидел меня такой.

— Мне все равно, — я поцеловал ее в щеку.

Она слезла с кровати, вынимая свою руку из моей.

— Ты не понимаешь, — она показала мне ладонь. 122. Сто двадцать два дня, написанные голубыми чернилами, будто показала, что это все, что нам осталось.