Дж. Уорд - Жажда

– Селективная глухота.

– Обучи меня мудрости, о, Мастер.

Дорога до центра длилась четыре столетия… преимущественно благодаря Эдриану, который нашел рок-станцию: «Панама» Вэн Холена никогда не звучала так погано, но она даже в сравнение не шла с тем, что случилось с песней Мит Лоуфа «Я бы сделал все ради любви (но не сделаю)».

Когда они добрались до района складских помещений, Джим наложил вето на дерьмо-оке Эда, радуясь, как младенец, кнопке регулирования звука.

– Здание через пару улиц.

– Вот там можно припарковаться, – сказал Эдди, указывая налево.

Бросив Ф-150, они прошли один квартал вниз, повернули направо, и, кто бы мог подумать… в очередной раз, выбор времени – это все. Как только они свернули за угол, перед дверью Девины остановилось такси.

Тройка нырнула в укрытие, и минуту спустя мимо проехала машина с сидящей на заднем сиденье Девиной, которая красила губы, смотрясь в зеркальце.

– Она ничего не делает без причины, – тихо сказал Эдриан. – В этом можешь быть твердо уверен. Все, что раздается из ее рта, – почти всегда ложь, но ее действия… всегда имеют мотивы. Нам нужно попасть внутрь, найти кольцо и быстро свалить.

Двигаясь быстро, они подошли к двойным дверям и, распахнув их, вошли в вестибюль, который дизайном ничем не отличался от морозильной камеры: бетонные полы, отбеленные стены, и в помещении было холодней, чем снаружи. Единственным предметом интерьера, помимо лампы в промышленном стиле, был ряд из пяти почтовых ящиков из нержавеющей стали, а также интерком со списком из пяти фамилий. Девина Эвейл шла пятой.

К несчастью, двери в самом помещении были закрыты на засов, но Джим все равно пару раз дернул ручку. – Мы всю вечность прождем, пока кто-нибудь…

Эдриан подошел ближе, ухватился за ручку и открыл одну створку двери, не моргнув глазом.

– Или можно просто открыть хреновину, – поморщившись, сказал Джим.

Махнув светящейся рукой, Эд ухмыльнулся. – Хорошо управляюсь с руками.

– Очевидно лучше, чем с голосовыми связками.

***

Он не любил работать.

Ненавидел тратить свое время, катая неблагодарных людишек по Колдвеллу в такси, провонявшем пищей предыдущего водителя. Но практические стороны такой работы были на лицо, к тому же, объект его страсти оставалась дома в дневные часы.

Он придерживался политики игнорирования. Никогда не смотрел на клиентов, отказывался носить их багаж, говорил не больше необходимого. Неплохая стратегия… особенно учитывая то, во что вылились его ночные преследования: нет причин рисковать, оставляя о себе смутные воспоминания.

Еще один выученный им горький урок.

– Как моя помада?

Услышав женский голос, он сжал руль. Ему было плевать, как выглядит рот какой-то бестолковой женщины.

– Я спросила… Как моя помада? – Сейчас тон был резче, от чего мужчина только сильнее стиснул ладонями рулевое колесо.

Прежде чем она повторно задала вопрос и окончательно его взбесила, он посмотрел в зеркало заднего вида. Чтобы там ни ожидала сучка на заднем сидении…

Черные глаза зацепились за него и не отпускали, будто женщина нагнулась вперед и схватила его за шею. И потом он почувствовал, как она потянулась к нему и…

– Моя помада, – намеренно громко сказала она.

Он мельком глянул на улицу, которая была свободна от машин на ближайшие два квартала, и снова посмотрел в зеркало заднего вида.

– Э… выглядит хорошо.

Неторопливым движением наманикюренного пальчика она стерла помаду с нижней губы, потом сжала губы.

– Ты религиозный человек, понимаю, – прошептала она, закрывая зеркальце.

Он глянул на крест, приклеенный к приборной панели. – Не моя машина.

– О. – Она откинула волосы назад, продолжая смотреть на него.

Вскоре он почувствовал себя так, будто кто-то включил обогреватель, и мужчина даже специально проверил, не работал ли кондиционер. Нет. Просто она была красивой женщиной, которая смотрела на него, словно он был кем-то стоящим. Что случалось так же часто, как и…

– Как тебя зовут? – выдохнула она.

Он лишился дара речи, и внезапно стал сомневаться в ответе, поэтому указал на водительские права с фотографией. Прочитав написанное, он сказал, – Сол. Сол Уивер.

– Приятное имя.

Когда они подъехали к светофору с красным сигналом, он нажал на тормоз, и в мгновение, когда такси полностью остановилось, он снова посмотрел в зеркало… заднего… вида…

Радужные оболочки ее глаз расширялись до тех пор, пока интенсивно черный не поглотил весь белок… и хотя от этого он должен был закричать, он почувствовал, будто жидкий оргазм вытеснил кровь из его вен.

Удовольствие прокатилось по телу, вознося мужчину ввысь, однако он не оторвался от сиденья; вторгаясь в него, но кожа оставалась не тронутой; овладевая им, хотя между их телами не наблюдалось видимого поводка.

– Сол, – сказала женщина, ее голос трансформировался в нечто более низкое, чем голос мужчины, и более хриплое, чем мог быть женский голос. – Я знаю, чего ты жаждешь.

Сол напряженно сглотнул и услышал свой голос, словно издалека. – Да?

– И я знаю как получить желанное.

– Зна… ешь?

– Сверни в этот переулок, Сол. – На этих словах она распахнула пальто, обнажая тесную белую кофточку, из-под которой выделялись соски, словно их ничто не укрывало. – Сверни, Сол, и позволь рассказать, что ты должен сделать.

Вывернув руль, он зарулил в тенистый переулок между двумя зданиями и поставил автомобиль на парковку. Когда Сол повернулся, чтобы взглянуть на нее, он был полностью пленен: каким бы притягивающим ее взгляд не был в зеркале, остальная часть ее тела была пределом мечтаний. Она была… нереальна, и не только по причине своей красоты. Смотря в эти черные дыры, он чувствовал, что его понимали. Что его принимали, и без сомнений знал, что найдет то, что ищет, вместе с ней. У нее были ответы.

– Пожалуйста… скажи мне.

– Иди сюда, Сол. – Женщина скользнула наманикюренным пальчиком от шеи до ложбинки грудей. – Впусти меня.

Сложная задача – не кончить.

Мария-Тереза творила чудеса над его эрекцией, и Вин чувствовал, как кожа полыхала огнем, кровь кипела, а костный мозг превратился в молнию. Каждым скольжением своего рта Мария-Тереза толкала Вина к самому краю, его тело покачивалось на обрыве, с которого ему смертельно хотелось спрыгнуть… но это было запрещено. Боже… самоконтроль убивал его наилучшим образом; голова откинулась на подушке, бедра онемели, сердце гулко билось в груди. Она в равной мере возносила его к небесам и низвергала в ад, и Вин хотел, чтобы это длилось вечно.

Но на самом деле он не продержится долго.

Потребовалась вся его сила, чтобы поднять голову, и, посмотрев вниз на свое тело, мужчина конвульсивно дернулся. Рот Марии-Терезы был широко раскрыт, ее красивые, сочные груди покачивались, соски касались его бедер…