Элизабет Чандлер - Ангел-хранитель

Вытащив губную помаду, Сюзанна принялась задумчиво выкручивать и закручивать ее в туб.

— В этом-то все и дело. Ты же знаешь, какая я сейчас — настоящая борзая на охоте. Я ничего не могу с собой поделать. Если Грегори будет дома, то я совершенно не смогу сосредоточиться. А это будет некрасиво по отношению к тебе. Я должна помочь тебе пережить этот день. Сегодня тебе нужно все мое внимание, целиком.

— Да не нужно мне ничье внимание! Было бы о чем говорить, Сюзанна. Ну да, я опозорилась на уроке драматического искусства и…

— И была спасена.

— И была спасена…

— Тристаном.

— Ну да, Тристаном, и теперь…

— Вы будете счастливы друг с другом! — закончила Сюзанна.

— Нет! Теперь я еду домой, и если ты хочешь поехать со мной и начать охоту на Грегори, то милости прошу. Это развлечет всех нас.

Несколько мгновений Сюзанна колебалась, потом угрожающе раздвинула только что накрашенные губы.

— Посмотри, я зубы не испачкала?

— Если бы ты не болтала без остановки, у тебя бы не было этой проблемы, — проворчала Айви, касаясь пальцем пятнышка помады. — Вот тут.

Когда девушки подъехали к дому, то первым делом заметили на подъездной аллее «BMW» Грегори.

— Кажется, удача улыбнулась нам, — заметила Айви.

Но не успели они переступить порог, как Айви услышала высокий срывающийся голос матери, изредка прерываемый короткими репликами Грегори.

Переглянувшись с Сюзанной, они поспешили на крики в кабинет Эндрю.

— Что-то случилось? — спросила Айви.

— Вот, что случилось! — взвизгнула мать, указывая на обтянутое шелком кресло. Вся спинка кресла была изодрана в клочья.

— Ой, — воскликнула Айви. — Что с ним такое?

— Должно быть, мой папочка точил коготки, — предположил Грегори.

— Это любимое кресло Эндрю, — сказала Мэгги. Щеки ее пылали, прядки щедро политых лаком волос выбились из узла на затылке и свисали по обеим сторонам лица, как пучки травы. — Между прочим, ткань совсем не дешевая, Айви.

— Но мама, я тут ни при чем! Я этого не делала.

— Покажи-ка ноготки, — ухмыльнулся Грегори.

Сюзанна расхохоталась.

— Это сделала Элла, — рявкнула Мэгги.

— Элла? — ахнула Айви, качая головой. — Этого не может быть! Элла никогда в жизни ничего не рвала и не царапала!

— Элла не любит Эндрю, — заявил Филипп, до сих пор молча стоявший в углу комнаты. — Она это сделала, потому что не любит Эндрю.

Мэгги в бешенстве обернулась, но Айви схватила мать за руку.

— Успокойся, — сказала она. Потом внимательно осмотрела заднюю спинку кресла. Какое-то время Грегори молча наблюдал за ней, а потом тоже подключился к осмотру. Ткань была располосована слишком ровно, Филипп так сделать явно не сумел бы. Значит, это все-таки дело лап Эллы.

— Нам придется обрезать ей когти, — заявила Мэгги.

— Нет!

— Айви, в этом доме слишком много дорогой мебели. Нельзя допустить, чтобы кошка все испортила. Элле придется удалить когти.

— Я не позволю!

— Она всего лишь кошка!

— А это — всего лишь мебель, — холодно и твердо ответила Айви.

— В таком случае, избавься от нее.

Айви решительно скрестила руки на груди. Она была на целых два дюйма выше матери.

— Айви… — Она увидела, как материнские глаза заблестели от слез. В последние месяцы Мэгги все чаще была такой: чувствительной, готовой в любой момент разрыдаться. — Айви, это наша новая жизнь, новые возможности для всех нас. Вспомни, как ты сама мне говорила: «Несмотря на все чудесные перемены, это все-таки не сказка со счастливым концом». Нам всем придется потрудиться, чтобы воплотить сказку в жизнь.

— Где Элла? — спросила Айви.

— В твоей спальне. Я закрыла дверь в холл и на чердак, чтобы она больше ничего не испортила.

Айви повернулась к Грегори.

— Ты не мог бы предложить Сюзанне что-нибудь выпить?

— Разумеется, — галантно ответил он.

Айви поднялась в свою комнату. Здесь она долго сидела, гладя свернувшуюся у нее на коленях Эллу, и смотрела на своего Ангела воды.

— Что мне делать, ангел? — шептала она. — Что мне теперь делать? Только не советуй мне отдать Эллу! Я не могу ее предать, понимаешь! Не могу.

И все-таки ей пришлось это сделать. В конце концов Айви поняла, что не может вечно держать Эллу взаперти. Но она не могла и бросить свою маленькую уличную разбойницу в доме, где было столько искушений.

Это решение разбило ее сердце и сердце Филиппа, однако во вторник днем Айви повесила на школьную доску объявление о том, что отдаст кошку в хорошие руки.

Вечером во вторник в доме раздался звонок. К телефону подошел Филипп, который делал уроки в комнате у Айви. Выслушав сообщение, он мрачно протянул трубку Айви.

— Это какой-то парень, — сказал он. — Хочет забрать нашу Эллу.

Нахмурившись, Айви подошла к телефону.

— Да?

— Привет. Как поживаете? — спросил голос в трубке.

— Прекрасно, — сухо ответила Айви. Какая разница, как она поживает? Она мгновенно невзлюбила говорившего — просто за то, что тот хотел забрать у нее Эллу.

— Отлично. Хм… Вы… уже нашли новый дом для вашей кошки?

— Нет.

— Я бы хотел взять ее.

Айви захлопала ресницами. Она не хотела, чтобы Филипп видел, как она плачет. И все-таки она была страшно рада, что нашелся человек, который хочет взять домой взрослую кошку.

— Вы слушаете? — спросил звонивший.

— Да.

— Я буду хорошо заботиться о ней, кормить, купать и все такое.

— Кошек не нужно купать.

— Я научусь всему, что нужно делать, — ответил голос. — Надеюсь, ей у меня понравится. У нас очень уютно.

Айви молча кивнула.

— Алло?

Повернувшись спиной к Филиппу, она быстро заговорила в трубку:

— Слушайте… Элла очень много для меня значит, поэтому, если вы не возражаете, я бы хотела сама посмотреть на ваш дом и лично поговорить с вами.

— Нисколько не возражаю! — весело ответил ее невидимый собеседник. — Записывайте адрес.

Айви записала.

— Как вас зовут? — спросила она.

— Тристан.

— Но ведь ты собачник, — сказал Гарри в пятницу. — И всегда был собачником.

— Мне кажется, мои родители будут рады кошке, — ответил Тристан. Он быстро обходил гостиную, убирая с кресел груды самых разных вещей: мамины журналы по педиатрии, отцовские расписания служб в больничной часовне и стопки отксерокопированных молитв, свои спортивные программы, старые номера «Спорт Иллюстрейтед» и вчерашнюю упаковку из-под жареного цыпленка. Он знал, что его родители никогда не поймут, зачем он устроил весь этот переполох. Обычно они все трое читали и ели, сидя прямо на полу.

Гарри задумчиво наблюдал за метаниями друга.

— Значит, ты полагаешь, что твои родители будут рады кошке? Интересно, с какой стати? Разве эта кошка больна? Или у нее есть религиозные убеждения? Но поскольку твоя мама-врач не может вылечить эту кошку, а папа-священник не в силах помолиться за нее и утешить в ее кошачьих горестях, то…