Карен Монинг - Лихорадка теней

Это была замечательная жизнь.

С одним болезненным исключением.

За моим книжным магазином, под гаражом был ребенок, и он бился в агонии каждую секунду, пока жил.

И был отец, который не сказал мне ни слова о нем или заклинании, с тех пор как мы покинули пещеру под аббатством.

У меня не было ни малейшего представления почему. Я ждала, что он потребует заклинание уничтожения в тот момент, когда мы вернулись в книжный магазин. Это было то, ради чего он дышал, зачем охотился целую вечность.

Но он не требовал, и с каждым днем страх моего неизбежного признания рос все больше. Ложь приняла катастрофические размеры, и казалось больше невозможным отказаться от нее.

Я никогда не забуду надежду в его глазах. Радость в его улыбке.

Я вложила их туда. Ложью.

Он никогда не простит меня, когда узнает об этом.

«Ты все еще можешь сделать это…»

Я зажмурила глаза.

Этот коварный голос мучил меня с тех пор, как мы покинули аббатство: Синсар Дабх. Я не могла решить, то ли это было воспоминание о том, что она сказала, когда искушала меня принять ее, то ли это было на самом деле в моей голове.

Действительно ли Книга «загрузила» в меня свою копию, пока я была еще не сформировавшимся плодом в утробе матери.

Действительно ли двадцать три года назад она создала идеальное вместилище для себя, создавая человеческую копию себя, и ожидая, когда я повзрослею.

И самый важный вопрос из всех: действительно ли внутри меня было заклинание позволяющее упокоить сына Бэрронса?

Могла ли я достать это для него? Снова услышать его радостный смех? Освободить их обоих? И какова будет цена?

Я вонзила ногти в ладонь.

Прошлой ночью, перед тем как провалиться в сон, я слышала вой ребенка/Зверя. Голод, боль, вечные страдания.

Мы оба слышали это. Он поцеловал меня, делая вид, что ничего не было. Позже, когда он отправился делать то, что он делал для ребенка, я давилась слезами от стыда и несостоятельности.

Он просил меня об одной вещи. И я не была настолько сильна, чтобы получить это для него и выжить.

Я открыла глаза и посмотрела на книжный магазин, на вывеску, покачивающуюся на ветру. Темнота слегка окрасила магазин фиолетовыми тенями. Слегка придала металлически серебряный оттенок окнам, один из многих новых оттенков из мира Эльфов.

Бэрронс скоро вернется. Я понятия не имела, куда он отправляется, когда уходит. Но я знала одну особенность. Когда он возвращался, я могла чувствовать его сердцем.

Я не позволяла себе думать об этом. Я знала, если подумаю, я никогда не решусь. Я откинула нерешительность. Позволила своим глазам рассредоточиться и сделала решающий шаг.

Вода была холодной, неприветливой, черной как смоль, черной, как первородный грех. Я ничего не видела. Я бросилась вглубь.

Я чувствовала себя маленькой, молодой и испуганной.

Я нырнула глубже.

Озеро было огромно. Внутри меня были мили и мили темной ледяной воды. Я удивилась, что моя кровь не стала черной и холодной.

«Мелодрама. Смотри-ка, ты наконец-то пришла», — замурлыкал знакомый голос. — «Ну как, опять стала яркой? Мир не любит унылых девушек».

— Где ты?

«Плыви, МакКайла».

— Неужели ты здесь?

«Всегда была».

Я оттолкнулась сильнее, погружаясь глубже в темноту. Я не могла ничего увидеть. Как будто я была слепа.

И вдруг появился свет.

«Потому что я позволила быть ему», — сказала она льстиво.

— Ты не Бог, — пробормотала я.

«Я также и не дьявол. Я — это ты. Ты, наконец-то, готова увидеть себя? Что лежит на дне, есть ли главный корень?»

— Я готова, — не успела я сказать это, как увидила ее. Сияющую, блестящую, на дне моего озера. Золотые лучи пронизывали ее насквозь, переливались рубины, блестели замки.

Синсар Дабх.

«Я была здесь все это время. До твоего рождения».

— Я победила тебя. Я научилась, я видела твои игры дважды. Я легко удержалась от искушения.

«Не могу разрушить твою сущность».

Я уже не плыла, промокшая насквозь, покачивалась на полу черной пещеры. Я дрейфовала на ногах, слегка касаясь ботинками пола. Я огляделась вокруг, интересуясь, где же я была. Темная ночь моей души? Синсар Дабх была открыта на королевском черном постаменте передо мной. Золотые страницы мерцали, она ждала.

Она была красивой, такой красивой…

Все время внутри меня. Все эти ночи я охотилась за ней, а она была у меня под носом. Или на самом деле за ним. Также как и Круус, я была Синсар Дабх. Но в отличие от Крууса я никогда не открывала ее. Никогда не поощряла и не читала ее. Вот почему я никогда не понимала руны, которые она давала мне. Я никогда не заглядывала внутрь. Только брала то, что она предлагала использовать.

Если бы я когда-нибудь нырнула на дно моего гладкого озера, и открыла Книгу, я овладела бы всеми темными знаниями Короля в деталях. Все заклинания и руны, рецепты каждого эксперимента, включая создание Теней, Серого Человека и даже самого Крууса! Неудивительно, что Темный Король смотрел на меня с Отцовской гордостью. Во мне было так много его воспоминаний, так много его магии. Я полагаю, что была почти как дочь Короля, как будто он сам меня создал. Он выложил часть самого себя, и она была сейчас во мне. Сперма или собственная сущность, для Эльфов не было никакой разницы. Он мог видеть себя во мне, и Эльфу нравилось это.

Было вовсе неудивительно, что К’Врак прощупал меня ментально и узнал. Он нашел часть Короля во мне, а для него Король и есть Король. Он скучал по своему компаньену в путешествиях. То же самое и с Зеркалами. Они узнавали сущность Короля во мне, и так как большинство из них было против меня, пропускали внутрь себя и выплевывали меня с энтузиазмом, спасибо неудачному проклятию Крууса, которое совсем не было делом рук Крууса. Самое старое и первое Зеркало, которое находилось в будуаре Короля и возлюбленной, не было под проклятьем и поэтому разрешало проход через него по той же самой причине. На мне был О’Де’Король. Даже Адам почувствовал что-то во мне, и я знала, что Круус должен был тоже чувствовать. Они просто не знали что. И в тот момент, когда Парень с мечтательными глазами сказал Темному Дворецкому посмотреть глубже, тонко-полосатый кошмар отступил.

«Я открыта, чтобы ты взяла заклинание, которое хочешь. Тебе только нужно подойти поближе, чтобы почитать меня, МакКайла. Это так просто. Мы соединимся. Ты сможешь упокоить ребенка».

— Я полагаю, что у тебя есть веские причины для уничтожения моей вывески? — Рядом со мной появился Иерихон. — Я сам рисовал эту чертову вывеску, — сказал он, — Здесь в городе не осталось, никого кто делает вывески. А у меня есть дела и поважнее, чем рисование.

Я раскрыла рот. Иерихон Бэрронс стоял рядом со мной.

У меня в голове.