Н. Уолтерс - Аметистовые грезы

Только резные фигурки на стене и каменный стул.

Огюстину наполнило разочарование. Она надеялась, что хоть в этот раз удастся найти что-то большее. Хоть что-нибудь. Черепок от глиняной посуды, часть деревянной шкатулки или древнего инструмента. Что-то большее, чем ещё одна пустая комната.

Майкл пристроил фонарь на пол и под лучом его света занялся изучением надписей на стене. Из всех студентов, что у неё были, у него, по её мнению, было больше всего близости к пониманию языка.

— Это просто потрясающе, — кончики его пальцев легко скользили по резьбе. — Кажется, есть проклятие или своего рода легенда…

— Хм… — Огюстина, обходя комнату, приблизилась к стулу. Напевный звук снова возник в ее ушах, с каждой секундой становясь всё громче. Может, здесь более разреженная атмосфера? Она бросила взгляд на Майкла, но он выглядел вполне нормально.

— Тут что-то о посетителях из другого места и драгоценностях. Я не могу полностью это разобрать. — Он поднял фонарь выше, охватывая стену более широким лучом света.

Ее колени ослабли, и Огюстина поняла, что если она сейчас не сядет, то упадёт. Хотя это шло вразрез со всем, чему её учили, она медленно опустилась на стул. Он выглядел точно так же, как и все остальные, которые ей довелось обнаружить: каменный, совершенно лишённый каких-либо украшений.

Огюстина крепко ухватилась за подлокотники и сделала глубокий вдох, пытаясь прояснить голову. Торквес стал настолько горячим, что чуть ли не обжигал её кожу. Нахмурившись, она вытащила его из-под воротника рубашки. Аметисты практически пылали ярким светом. Пораженная, Огюстина сняла с шеи ожерелье и на вытянутых руках подняла перед собой. Серебро засияло в темноте гробницы.

Торквес двинулся в её руках, сначала едва заметно, но затем всё быстрее и быстрее. Подвеска раскачивалась вдоль его оси, как будто стремилась достичь чего-то. Словно заворожённая, Огюстина опустила ожерелье ближе к левой ручке стула. Свободной рукой она провела пальцами по подлокотнику и обнаружила маленькие углубления. Отметины оказались знакомы. В центре было совершенно круглая выемка, обрамляемая с обеих сторон двумя углублениями в форме полумесяцев. Рельеф точь-в-точь совпадал с драгоценными камнями ожерелья.

Это должно было служить указанием. Она не могла придумать никакого другого объяснения размещению на подлокотнике углублений и притягиванию к ним ожерелья. Её охватило возбуждением, смешанным со страхом. Посмеет ли она сделать это? Осмелится ли приложить ожерелье к углублениям и посмотреть, что из этого выйдет? Возможно, это позволило бы открыть ещё одну комнату и привело её к новым знаниям о неизвестном народе.

Она должна сделать это. К тому же, она ведь не одна. На случай, если что-то пойдёт не так, здесь был Майкл. Огюстина приблизила торквес к ручке стула. Переложив его в левую руку, она совместила светящиеся аметисты с углублениями в подлокотнике и прижала их друг к другу.

— Это невозможно, — пробормотал Майкл. — Должно быть, я прочитал это неправильно. Здесь говорится о путешествии во времени или о космическом полете. Совершенно другой вид человеческих существ.

Огюстина едва только успела ухватить значение его слов, как её пронзило мощной дугой светящейся энергии и отбросило на спинку стула. Ее пальцы вцепились в подлокотники, прикованные к ним огромной неведомой силой. Она чувствовала, что её левая рука словно горит в огне, настолько сильно металл подвески обжигал её кожу.

— Доктор Митчелл! Огюстина!

Огюстина услышала свое имя, доносящееся как будто издали. Она хотела закричать, но не могла. Хотела сказать Майклу взять её исследования и продолжить их, но не могла пошевелиться. Её охватило со всех сторон невероятным давлением, вытеснив из тела весь воздух. Оглушительный треск, сопровождаемый ударом, казалось, встряхнул фундамент комнаты. Она видела, как Майкла отбросило к стене. Треск заполнил ее уши.

Она сейчас умрёт.

Огюстина попыталась в последний раз пошевелиться, выпустить из руки ожерелье, но это было невозможно. Зрение затуманилось, и затем все померкло.

Рорик мерил шагами пространство перед алтарем в храме Лэйлы, Богини Луны — защитницы и матери народа T’ар Таль. На данный момент он упорно пытался игнорировать своего деда, который, к тому же, был жрецом Богини. Но если уж старик добрался до чего-то, остановить его было невозможно.

— Ты не можешь отвергать свою судьбу, — Ламат покачал головой и продолжил, — жрица Оливия предвидела это. И к тому же, — дед стрельнул в него лукавым взглядом, — у тебя были сны.

— Я убью этого Кирса, — пробормотал Рорик, зная, что его кузен ходил к их дедушке, и рассказал ему о странных грёзах с необычной, но красивой женщиной.

Рорик не был слишком религиозным человеком, но храм обычно приводил его в состояние умиротворённости своим тяжелым каменным алтарем, ароматными цветами и душистым ладаном. Огоньки свечей замерцали, когда он резко остановился перед алтарем и посмотрел на огромный аметист, расположенный на его поверхности. Приблизительно двух футов в диаметре [ около 61 см .], круглый, словно полная луна, камень покрывали резные символы, посвящённые Богине Луны, Лэйле. Круглый камень с обеих сторон обрамляли полумесяцы: один представлял восходящую луну, второй — убывающую. Как всегда, он почувствовал притяжение могущественных камней. Как и всегда, — проигнорировал его.

— Ты не можешь убить своего кузена. — Ламат встал и подошёл к нему.

— Нет? — Рорик навредил бы Кирсу не больше, чем самому себе, но не помешало бы старику знать, что он не очень-то доволен предательством. И тем, как он чувствовал это.

Сны — это нечто особенное, очень личное.

— Кирс поступил правильно, придя ко мне. Он был обеспокоен этими снами, а ты о них говорить не стал бы.

Рорик запустил пальцы в свои волосы и вздохнул. Этого он отрицать не мог. Кирс пытался в течение многих недель заставить его поговорить о женщине в их грёзах. Огюстина. Одного только её имени было достаточно, чтобы зажечь его кровь. И в этом не было ничего хорошего.

— Это — ничто, пустое, всего лишь сон.

— Это — больше чем сон, и в душе ты это сознаёшь, — нахмурился Ламат.

Дед отвернулся, и Рорик ощутил разочарование пожилого человека. Это тяжестью легло на его сердце.

— Дедушка… — Он оборвал сам себя, не уверенный, что хотел сказать.

— Рорик, сын моего сына, тебе предстоит сделать выбор. И скоро. Никто не заставит тебя делать то, чего ты не хочешь.

Да, никто не стал бы вынуждать его, но Ламат будет смотреть на него с ожиданием в глазах, и родители будут надеяться, что он исполнит свой долг. И Кирс. Только Кирс знал, каково это — быть с Огюстиной в этих грёзах. Это было настолько реально, что он просыпался с её вкусом на языке, ароматом её возбуждения на своей коже. То, что он не может прикоснуться к ней в действительности — сводило его с ума. И все же, в то же самое время, он негодовал на власть, которую она заимела над ним. Это был не его выбор, понятно, что его сделала за него Богиня.