Дылда Доминга - Ангел смерти

— Соня, скажи тост, — подтолкнул ее брат, наливая гостям вино и шампанское.

— Я? — удивилась Соня, оторвавшись от своих мыслей.

— Семен, я хотела бы пожелать тебе, прежде всего здоровья… — пришла ей на выручку тетя, подымаясь с бокалом, и общее внимание переключилось на нее.

— Спасибо, Ира, а я в свою очередь хотел бы выпить за твое здоровье, — произнес отец, и все шумно его поддержали, чокнувшись бокалами. Все были в курсе истории Иры, благодаря маме, так что или сочувствовали или попросту боялись оказаться в аналогичной ситуации.

— … за здоровье детей, — выдернула из очередных раздумий Соню чья-то громкая фраза, и снова раздался звон бокалов.

«Не стоит», — подумала Соня, — «мне уже не пригодится здоровье. Выпейте лучше за то, чтобы я оказалась в хорошем месте. Или вообще нигде? О чем там так туманно упоминал Чу Пен? В не-сне? О том, чтобы я проснулась, потому что, возможно, только возможно, но все же, вы мне все снитесь. И ты, мама, в своем праздничном зеленом платье, и ты, отец, с подернутыми легкой сединой волосами, и брат с женой и мальчишками, и все остальные — мне только приснились. И Чу Пен — мой проводник во сне, а быть может, я сама в облике старого китайца, которая помнит о том, что где-то есть настоящая реальность и пытающаяся пробиться к себе в сон.»

— Сонька, ну скажи же что-нибудь! Уснула, что ли? — возмутился брат, толкая Соню плечом.

— За пробуждение, — тихо сказала Соня, и ее слова утонули в смехе гостей.

— Завтра выходной, отоспишься, — смеясь, громко сказал брат. Они так и не поняли, о каком пробуждении она говорила. Соня смотрела на их лица: их голоса и смех доносились будто издалека — скоро она покинет их сон. Будут ли они все также смеяться или исчезнут вместе с ней? «Будут», — ответил внутренний голос, — «и свидетелем тому служит Табрал». Это общий сон, и каждый, кто пробуждается, становится еще одной проснувшейся клеткой единого сознания, а каждый, кто засыпает — попадает в один и тот же сон.

В опере пахло запыленным бархатом и старой обивкой. Соня решила сходить в нее только потому, что многие восхищались этим видом искусства и называли его самым совершенным, а она же, в сознательном возрасте, так ни разу и не побывала здесь. Ей было почти безразлично, что именно слушать, и потому Соня просто, придя в кассу, купила первый попавшийся билет. Оказывается, ей повезло, и она стала счастливой обладательницей сданного места на балконе.

Наверное, пение должно было вызывать сильные эмоции, но затянутые в корсет толстые дивы, изображающие юных влюбленных, не внушали Соне никакого доверия. Она не сопереживала им, и потому опера превратилась для нее в еще один слабо сыгранный спектакль. Арии могли бы быть красивыми, если бы в них вложили душу, но Соня не ощущала в них ничего, кроме пустоты, увы.

В антракт люди сплошным потоком потекли к лестницам, буфету и туалетам, негромко переговариваясь и создавая мерный гул. Соня сделала шаг-другой на выход и внезапно покачнулась. «Только не сейчас, пожалуйста, только не снова», — подумала она, но ни мыслями, ни уговорами ее приступы остановить было невозможно. Они приходили и уходили, когда им было угодно.

— Осторожнее, — услышала она приятный мужской тембр, — и чья-то рука поддержала ее под локоть. Черный фрак, белая рубашка, бабочка — какая изысканность. Ее глаза поднялись к его лицу, и губы так и остались приоткрытыми, не испустив ни единого звука. Рядом с ней стоял Табрал.

— Вам плохо, может, воды? — мягко предложил он.

Она покачала головой, хотя во рту у нее внезапно пересохло. Память услужливо выудила для нее картинку, как девушка из больницы делает свой первый и последний глоток любезно предложенного им кофе.

— Тогда, может, выйдем на свежий воздух? — настаивал он, и на этот раз Соня кивнула. Судьбы не изменить, а лишние свидетели ни к чему.

— Вам холодно? — он взял ее дрожащую руку в свою.

— Нет, — покачала головой Соня, хотя они и вышли на улицу без ее пальто. Но какая разница, уйдет ли она из жизни замерзшей или согретой — разве это что-нибудь изменит? Она позволила себе поднять глаза и посмотреть в его лицо. Черные глаза были еще прекраснее, чем она помнила. Глубокие, словно темные озера, и завораживающие.

— Ты так смотришь, что это сводит меня с ума, — неожиданно сказал он, и глаза Сони в изумлении раскрылись шире. — Я знаю, что потом могу пожалеть об этом, но, в конце концов, я ведь тоже мужчина. — И он прильнул к ее губам.

Соня подалась ему навстречу. Его губы оказались мягкими и требовательными одновременно, они пахли свежестью и ночью, туманом, плывущим над водой. В то время как его костюм источал тонкий аромат жасмина и еще чего-то совсем едва уловимого. Соня вдруг поняла, что давно мечтала прикоснуться к нему, ощутить его руки на себе, что ее влекло к нему, и только ее уникальная слепота и отсутствие нормального опыта в отношениях могло не позволить ей понять это раньше. Тихий стон сорвался с ее губ прямо ему в губы. Табрал проглотил его и прижал ее тело плотнее к своему. Она сходила с ума по нему, словно нарочно одевшемуся подчеркнуто элегантно, чтобы не оставить ей ни малейшего шанса. Он выглядел сегодня великолепно, но, тем не менее, это по-прежнему был он, не демон и не ангел, а тот, кого она знала. Пальцы Сони ощущали силу его рук под тканью фрака, и ей хотелось провести кончиками пальцев по его коже, прильнуть телом к телу. Словно в ответ на ее мысли, Табрал нежно провел рукой по ее спине в глубоком вырезе платья. Он чуть склонил голову и теперь упивался ее шеей, а Соня смогла вдохнуть запах его спутанных волос. В них ощущался след дыма, и она задумалась о том, с каких пепелищ явился он к ней. Когда первый наплыв чувств слегка улегся, Соня поняла, что он не только считает, что она видит его иным, но и полагает, что девушка слышит лишь то, что ей положено слышать. Ни один мужчина в здравом рассудке при первой же встрече не сказал бы тех откровенных вещей, что он шептал ей сейчас на ухо, обо всем том, что и как хочет с ней сделать, в деталях. И это сводило с ума еще сильнее. Образы, представавшие перед мысленным взором после его красочных фраз, заставляли сдаться без сопротивления. Соня сама не заметила, как сильнее прижалась к Табралу, выгибаясь ему навстречу.

— Как же ты его хочешь, — прошептал он, опускаясь к ее груди. — Как дрожишь. Я не сразу понял, что не от холода. Прости, ты, конечно, все равно ничего не поймешь, но в этот раз все будет по-настоящему, — пообещал он, впиваясь губами в ее грудь.

От этого обещания у Сони ослабели ноги, и она повисла в руках Табрала. Он, казалось, даже не заметил ее веса — зверь, живущий в нем, вырвался наружу.

Соня не понимала, где они находятся. Большая пустая квартира, огромная кровать — у Табрала есть дом? Она разметалась на простынях после ночи любви, усталая и счастливая, словно только теперь, наконец, расслабилась по-настоящему, так, как никогда не получалось раньше. Вот о чем щебетали ее подруги. Наверное, именно о таком сексе, которого она не знала до сих пор. Соня чуть повернула голову и посмотрела на спящего рядом мужчину. Без фрака он был ничуть не хуже. Впрочем, она отметила это еще тогда, когда видела его в джинсах и футболке. Соня переплела свою ногу с его длинной мускулистой ногой и блаженно вздохнула. Табрал пошевелился и приоткрыл один глаз.