Шарлин Харрис - Месть мертвеца

— Тому помогал не Чак. Это был кто-то другой, тот, кто все еще на свободе.

Толливер посмотрел на меня с совершенно непроницаемым лицом. Я понятия не имела, о чем он думает и согласен ли со мной.

— Что? — протянув руки ладонями вверх, спросила я.

— Я думаю, — ответил он.

Пока Толливер думал, он включил зажигание, что было хорошо, потому что в машине было очень зябко.

— Итак, что делать? — в конце концов спросил он.

— Понятия не имею, — ответила я. — Мне нужно забежать к Манфреду, чтобы сказать, что его бабушка умерла своей смертью. Хотя там был кто-то, кто ничего не сделал.

— Что?

— Кто-то наблюдал, как она умирает. И не позвал на помощь. Вряд ли, если бы он позвал, это что-нибудь изменило. — Я покачала головой. — Просто жутко. Она знала, что кто-то стоял там и наблюдал.

— Но не трогал ее? И не помогал?

— Нет. Просто наблюдал.

— А это не мог быть сам Манфред?

Я ухватилась за такую идею. Это имело бы смысл. Манфред необязательно должен был знать, что Ксильда умирает.

— Нет, — нехотя произнесла я, обдумав мою связь с последними моментами Ксильды, которые пережила в похоронном бюро. — Нет, это был не Манфред. По крайней мере, если это был он, то Ксильда уже не узнавала собственного внука, а я не ощутила такой дезориентации из контакта с ней.

Толливер высадил меня, а сам поехал заправить машину.

Я шагала по больнице, будто работала там, и, войдя в палату Манфреда, обнаружила, что он один. Пытаясь не выглядеть так, словно я испытала большое облегчение — Рейн, вероятно, была милой женщиной, но с ней было нелегко, — я подошла прямиком к постели и прикоснулась к руке Манфреда. Он распахнул глаза, и на мгновение мне показалось, что он собирается завопить.

— О, слава богу, это ты, — сказал он, когда понял, кто перед ним. — Что ты выяснила?

— Твоя бабушка умерла своей смертью. Э-э… Ты не помнишь, чтобы стоял в дверях ее палаты и какое-то время смотрел на нее?

— Нет. Я всегда просто входил и садился в кресло рядом с ее кроватью. А что?

— Когда она умирала, кто-то стоял в дверях, наблюдая за ней.

— Они ее напугали?

— Необязательно. Она была удивлена. Но не это послужило причиной смерти. Она уже умирала.

— Ты уверена?

Манфред не знал, что делать с этим случайным кусочком информации. И я тоже не знала.

— Да, уверена. Она умерла своей смертью.

— Это отлично, — вздохнул он с огромным облегчением. — Спасибо тебе огромное, Харпер. — Он взял меня за руку, сжав своей теплой рукой. — Ты сделала это для меня, и наверняка это было ужасно. Но теперь нам не нужно вскрытие, бабушка может упокоиться в мире.

То, что Ксильда упокоится в мире, не имело никакого отношения к тому, будет сделано вскрытие или нет, но я решила, что лучше будет этой теме беседы умереть естественной смертью — так же, как умерла Ксильда.

— Послушай меня… — начала я.

Его лицо затвердело — я говорила серьезным тоном.

— Слушаю.

— Не оставайся здесь один. Не оставайся один в Доравилле.

— Но парня же арестовали, — возразил Манфред. — Все позади.

— Нет, — ответила я. — Нет, я так не думаю. Вряд ли кто-нибудь действительно умыкнет тебя из больницы, но если тебя выпишут, все время держись вместе с мамой.

Он понял, что я на редкость серьезна, и кивнул — нехотя, но кивнул.

А потом в палату вошла медсестра и сказала, что Манфреду пора встать и пройтись с ее помощью, так что мне пришлось выйти из больницы, чтобы постоять перед ней в ожидании Толливера.

Барни Симпсон направлялся к входу в больницу со стопкой бумаг, и я случайно пошла с ним в ногу.

— Я-то думала, что администратор обычно прикован к своему столу, — сказала я. — А вы ходите по всей больнице.

— Если бы моя секретарша не заболела, я сидел бы в кабинете весь день, — согласился Симпсон. — Но она взяла больничный. Один из пропавших мальчиков был ее внуком. И хотя пройдет еще много времени, прежде чем они смогут похоронить мальчика, казалось правильным дать ей день или два, чтобы она побыла с дочерью.

— Мне так жаль все эти семьи.

— Что ж, по крайней мере, есть одна счастливая семья. Родственники того мальчика, которого нашли под стойлом, наверняка сегодня радуются. — Он кивнул и свернул в маленький коридор, слева и справа там были двери в кабинеты.

На всех в Доравилле повлияли эти преступления, хотя я догадывалась, что влияние уменьшалось из-за эмоциональной отдаленности от эпицентра — места массовых убийств.

Теперь, подумав об этом, я чувствовала себя слегка глупо. Это было сумасшествием — предупреждать Манфреда. Он был старше. Но он был невысоким, привлекательным и — сейчас — беззащитным. А еще он был здесь чужаком, и его бы не хватились так быстро, как хватились бы одного из местных мальчиков. Это было сумасшествием, потому что, если посмотреть на дело с точки зрения логики, оставшийся на свободе убийца — убийца, который, похоже, беспокоил только меня, — никоим образом не смог бы забрать еще одного мальчика. Все наблюдали, все были настороже, все были подозрительны, по крайней мере раньше. Но это уже другая история.

Страшилище сидело в тюрьме, его раздражающий сын был мертв, последняя жертва находилась в безопасности в больнице и должна была выжить. Счастливый конец почти для всех.

Я слышала, что говорившие об этом люди даже не слишком огорчались из-за бедного Чака, потому что он все равно был бы слишком сражен смертью отца. Все решили, что Чак помогал отцу справляться с мальчиками и именно вина заставила его пожертвовать собой. Возможно, он искупил свои грехи.

Возможно, часть таких рассуждений была правдивой.

Но если бы Чак был жив, то был бы сейчас на волосок от смерти. Потому что партнер его отца заподозрил бы, что Чак знает, кто он такой, даже если мальчик не знал. Поэтому кто-то был воистину счастлив, что Чак мертв, и имел веские причины для такого счастья.

Я подумала обо всех хороших вещах, которые видела в Доравилле, обо всех милых людях, с которыми здесь встретилась. Но в траве этого приятного горного городка таилась змея, причем огромная змея.

Доравилл не заслуживал того, чтобы его погрузили в такой ужас.

Когда Толливер остановил рядом со мной машину, я забралась в нее, и, не говоря ни слова, мы поехали к старой ферме Дэвей, месту, где было столько холодных могил.

Там были Клавин и Стюарт, и в кои-то веки я не испытала неудовольствия при виде их. Они измеряли местность и делали очередные снимки строения — как оно ориентировано по отношению к дороге, — окружающей местности и всего другого, что им приходило в голову.

Мы с Толливером вышли из машины и молча наблюдали за ними несколько минут.

Они были заняты и не склонны разговаривать. Каждый коп пытался притворяться, что не видит нас. Тут все сильнее задувал ветер, было зябко, хотя яркое солнце слегка смягчало холод.