Лорен Кейт - Обреченные

Дэниел взял Люс за подбородок, чуть запрокинул ей голову и внимательно заглянул в лицо. Девочка подождала, не перебьет ли он ее, но он не стал.

— Я покидала Прибрежную не для того, чтобы тебе досадить, — продолжила она. — Я уезжала, потому что не понимала, какое это имеет значение. И из-за этого подвергла опасности своих друзей.

Дэниел удерживал ее лицо перед своим. Его лиловые глаза буквально сияли.

— Я слишком много раз подводил тебя прежде, — прошептал он, — И в этой жизни, возможно, ударился в другую крайность — в чрезмерную осторожность. Мне следовало бы помнить, что ты испытываешь на прочность любые поставленные тебе ограничения. Иначе ты не была бы… девушкой, которую я люблю.

Люс ждала, что он улыбнется ей. Но не дождалась.

— Просто на этот раз ставки так высоки. Я сосредоточился на…

— Изгоях?

— Именно они захватили твою подругу, — подтвердил Дэниел, — Они с трудом отличают правду от лжи, не говоря уже о том, на какую сторону работают.

Люс вспомнилась та девочка, которую Кэм прикончил серебряной стрелой, и смазливый пустоглазый парень в закусочной.

— Потому что они слепы.

Дэниел опустил взгляд на собственные руки, потер ладони. Было похоже, что ему нехорошо.

— Слепы, но крайне жестоки, — уточнил он, протянул руку и погладил одну из прядок ее осветленных волос. — Какая же ты умница, что покрасилась. Это оберегало тебя, когда я не мог успеть к тебе вовремя.

— Умница? — в ужасе переспросила Люс. — Заря могла погибнуть только из-за того, что мне под руку попался флакон перекиси. Что в этом умного? Если бы… если бы я вчера перекрасилась в черный, по-твоему, изгои внезапно сумели бы меня выследить?

Дэниел резко помотал головой.

— Они вообще не должны были пробраться в школу. Не должны были дотянуться ни до кого из вас. Я день и ночь стараюсь удержать их подальше от тебя — от всей этой школы. Кто-то им помогает, и я не представляю кто…

— Кэм.

Что бы еще ему здесь делать?

Но Дэниел покачал головой.

— Кто бы это ни был, он об этом пожалеет.

Люс скрестила на груди руки. Ее лицо все еще горело от слез.

— Это означает, что я не смогу поехать домой на День благодарения? — предположила она и зажмурилась, пытаясь не представлять себе удрученных родительских лиц, — Можешь не отвечать.

— Пожалуйста, — искренне взмолился Дэниел. — Это еще совсем ненадолго.

Она кивнула.

— На срок перемирия.

— Что? — вскрикнул он, крепко стискивая ее плечи. — Откуда ты…

— Я знаю.

Люс надеялась, что он не почувствует зарождающейся в ее теле дрожи. А та лишь усиливалась, когда девочка пыталась держаться уверенней, чем была на самом деле.

— И знаю, что вскоре ты нарушишь равновесие между небесами и адом.

— Кто тебе это сказал?

Дэниел выгибал назад плечи, а это, как она уже знала, означало, что он пытается удержать расправляющиеся крылья.

— Я это вычислила. Тут много чего происходит, когда тебя нет поблизости.

В глазах Дэниела вспыхнула искорка зависти. Поначалу Люс даже сделалось приятно, что она может вызвать у него такие чувства, но ей не хотелось пробуждать в нем ревность. Особенно когда у него так много куда более важных дел.

— Прости, — попросила она. — Последнее, что тебе сейчас нужно, это чтобы я тебя отвлекала. То, что ты делаешь… звучит довольно-таки значительно.

На этом она остановилась, надеясь, что Дэниел сочтет возможным рассказать ей больше. Это был самый открытый, честный и зрелый разговор, какой у них, пожалуй, вообще состоялся.

Но тут, слишком быстро, на лицо Дэниела набежала тень; Люс даже не представляла, как это может ее напугать.

— Выбрось все это из головы. Ты даже понятия не имеешь о том, что тебе представляется хорошо известным.

Разочарование захлестнуло Люс с головой. Он по-прежнему обращается с ней как с ребенком. Шаг вперед, десять назад.

Она подобрала под себя ноги и встала на уступе.

— Я знаю одно, Дэниел, — заявила она, пристально глядя на него сверху вниз. — На твоем месте я бы не сомневалась. Если бы вся Вселенная ждала, на которую сторону склоню весы я, я бы выбрала добро.

Лиловые глаза Дэниела смотрели в пространство перед ним, в тенистую чащу леса.

— Ты бы выбрала добро, — повторил он.

В его бесстрастном голосе вдруг прорвались нотки невыразимой печали, каких Люс никогда еще не слышала, общаясь с ним.

Девочка устояла перед неожиданным порывом присесть обратно рядом с Дэниелом и извиниться. Вместо этого она отвернулась. Разве не очевидно, что ему следует выбрать добро? Кто бы на его месте поступил иначе?

Кто-то их заложил.

Утром в воскресенье, когда остальная школа еще оставалась жутковато тихой, Шелби, Майлз и Люс сидели рядком в кабинете Франчески, ожидая допроса. Помещение оказалось просторнее, чем у Стивена, и светлее, с высоким скошенным потолком и тремя большими окнами, выходящими на лес к северу, каждое — с плотными бледно-лиловыми бархатными шторами, в просветы между которыми виднелось ошеломляюще синее небо. Единственным украшением в кабинете была фотография галактики в рамке, висящая над высоким столом с мраморной столешницей. Вычурные кресла, на которых они сидели, оказались роскошными, но неудобными. Люс никак не могла перестать ерзать.

— Какое еще, к черту, «анонимное сообщение», — пробормотала Шелби, цитируя резкое электронное письмо, которое каждый из них получил этим утром от Франчески. — От этого детского ябедничества так и попахивает Лилит.

Люс сомневалась, что Лилит — или, если уж на то пошло, кто-то еще из учеников — могла узнать, покидали ли они территорию школы. Учителей просветил кто-то другой.

— Почему они так долго возятся? — поинтересовался Майлз, кивнув в сторону кабинета Стивена за стеной, откуда до них доносился приглушенный спор. — Как будто собираются назначить наказание еще до того, как выслушают нашу версию! — возмутился он и закусил губу. — Кстати, а в чем состоит наша версия?

Но Люс его не слушала.

— Я действительно не понимаю, что тут такого сложного, — чуть слышно произнесла она, обращаясь больше к себе самой, чем к остальным. — Просто выбираешь сторону и идешь дальше.

— А? — хором переспросили Майлз и Шелби.

— Простите, — отозвалась Люс. — Просто… помните, что Арриана сказала той ночью насчет склонения весов? Я говорила об этом с Дэниелом, а он как-то странно отреагировал. Серьезно, разве не очевидно, что есть правильный ответ и неправильный?

— Мне — очевидно, — сообщил Майлз. — Есть хороший выбор и плохой.

— Как ты можешь это утверждать? — вспылила Шелби, — Именно такой образ мыслей и привел нас к этой неразберихе. Слепая вера! Безоговорочное принятие уже устаревшей дихотомии! — Раскрасневшись, она настолько повысила голос, что ее, должно быть, услышали и Франческа со Стивеном, — Меня тошнит от этих ангелов и демонов, выбирающих стороны! Они злые — нет, это они злые! Снова и снова — будто они знают, как будет лучше для каждого во Вселенной.