Гейл Форман - Куда она ушла

- Моя квартира в нескольких кварталах отсюда, — отвечает она. — Можешь поспать там.

У меня сейчас такое пассивно-спокойное состояние, какое обычно бывает после того, как основательно проплачешься. Последний раз я испытывал нечто подобное, когда был ребенком, очень чувствительным ребенком, который мог реветь из-за какой-нибудь несправедливости до тех пор, пока мама не уложит спать. Я представляю Мию, укладывающую меня в детскую кроватку и накрывающую одеялом с изображением База Светика до самого подбородка.

Утро уже в полном разгаре. Люди проснулись и торопятся по своим делам. По мере нашего продвижения тихий жилой квартал сменяется торговым, заполненным бутиками и кафе, и, конечно, хипстерами, облюбовавшими их. Меня узнали. А я не задумываюсь даже об элементарной конспирации — будь то солнечные очки или кепка. Я вообще не пытаюсь скрываться. Миа умело лавирует меж заполоняющими тротуар людьми и затем резко сворачивает на покрытую листьями улочку, пестрящую роскошными особняками и кирпичными зданиями. Она останавливается у небольшого домика из красного кирпича.

- Дом, милый дом. Его мне сдает в аренду один профессиональный скрипач, который сейчас играет в Венской Филармонии. Здесь я живу уже целых девять месяцев — для меня это рекорд!

Вслед за ней я вхожу в самый компактный домик на моей памяти. Первый этаж включает в себя небольшую гостиную и кухню с раздвижными стеклянными дверями, ведущими в сад, который вдвое больше самого дома. Здесь же стоит белый угловой диван, и она приглашает меня прилечь на него. Я сбрасываю обувь и плюхаюсь на одну из секций, погружаясь в это плюшевое великолепие. Миа приподнимает мою голову, кладет под нее подушку и накрывает меня одеялом, подоткнув его так, как я и хотел. Я жду, когда раздастся звук шагов по лестнице, ведущей, скорее всего, в ее спальню. Но вместо этого я чувствую легкое колебание обивки по мере того, как Миа забирается на вторую половину дивана. Она ворочает ногами, устраиваясь поудобнее, и ее стопы оказываются всего в нескольких сантиметрах от моих. Затем она тяжело вздыхает, после чего ее дыхание выравнивается. Она заснула. Спустя несколько минут засыпаю и я.

Открыв глаза, я вижу, что комната залита светом, и я чувствую себя таким отдохнувшим, будто проспал десять часов кряду и пропустил свой вылет. Но беглый взгляд на кухонные часы говорит мне, что время только два часа дня и по-прежнему суббота. Я спал всего несколько часов и должен буду встретиться с Олдосом в аэропорту в пять.

Миа все еще спит, глубоко дыша, и чуть посапывая. Некоторое время я наблюдаю за ней. Она выглядит такой умиротворенной, такой знакомой. Даже до того, как я стал страдать бессонницей, у меня всегда были проблемы с тем, чтобы заснуть по ночам, в то время как Миа могла пять минут почитать книгу, повернуться на бок и мгновенно забыться сном. Прядь волос упала ей на лицо, и с каждым вздохом засасывается в рот, а с каждым выдохом взлетает вверх. Без раздумий я наклоняюсь к ней и убираю непослушный локон с лица, палец нечаянно задевает ее губы. Прикосновение ощущается таким естественным, словно не было последних трех лет, и я чуть не поддаюсь желанию провести рукой по ее щеке, подбородку, лбу.

Чуть. Но все же я сдерживаюсь. Я словно вижу Мию сквозь призму, и в основном она такая же, как и прежде, но что-то изменилось, и все иначе, поэтому теперь мысль о том, чтобы дотронуться до спящей Мии не кажется милой или романтичной. Теперь это отдает помешательством.

Я потягиваюсь, разминая затекшие конечности. Хочу разбудить ее, но никак не могу решиться. Вместо этого, осматриваю дом. Я был настолько отрешен, когда мы пришли несколько часов назад, что был не в состоянии что-либо заметить. Теперь же я вижу, что дом до странности похож на тот, в котором выросла Миа. На стене такая же разномастная коллекция картинок — Элвис на бархате, постер 1955 года, рекламирующий игру Мировой серии между «Бруклин Доджерс» и «Нью-Йорк Янкиз»,— те же декоративные элементы, вроде гирлянды в виде перчиков чили, украшающей дверной проем.

И фотографии. Они повсюду: висят на стенах, покрывают буквально каждый сантиметр всех полок и столов. Сотни фотографий ее семьи, кажется, даже включая те, что когда-то висели в их старом доме. Среди них свадебный портрет Кэт и Дэнни; снимок, где Дэнни в шипованной кожанке держит на руках малютку Мию; восьмилетняя Миа с широченной улыбкой на лице, прижала к себе виолончель; Миа и Кэт держат краснолицего Тедди, всего через несколько минут после его рождения. Здесь даже тот душераздирающий снимок, на котором Миа читает Тедди, тот самый, на который я не мог заставить себя смотреть в доме бабушки и дедушки Мии, хотя здесь, дома у самой Мии, он не так больно бьет по оголенным нервам.

Я прохожу по маленькой кухне, и моему взору открывается целая галерея снимков бабушки и дедушки Мии перед множеством различных оркестровых ям, снимков тетушек, дядюшек и кузенов Мии, лазающих по горам Орегона или сидящих за столом с поднятыми кружками эля. Здесь же куча снимков Генри, Уиллоу, Трикси и маленького мальчика, должно быть, Тео. Есть фотографии Мии и Ким со старшей школы и один снимок, где они позируют на вершине Эмпайр-стейт-билдинг, который является колющим напоминанием о том, что их отношения не прекратились, что у них есть история, о которой я не имею ни малейшего понятия. Здесь есть еще снимок Ким, где она в бронежилете, ее волосы запутаны и развеваются на пыльном ветру.

Здесь также имеются фотографии музыкантов в торжественной одежде, с бокалами шампанского в руках. Есть снимок парня с горящими глазами в смокинге, с копной курчавых волос, и дирижерской палочкой в руках. Затем этот же парень дирижирует кучей ребятишек в потрепанной одежде, и вновь он, рядом с красивой темнокожей женщиной, целующий ребенка, не в потрепанной одежде. Должно быть это Эрнесто.

Я выхожу на задний дворик, чтобы получить свою утреннюю дозу никотина. Похлопав себя по карманам, я обнаруживаю лишь кошелек, солнечные очки, одолженный Айпод, и обычный набор медиаторов, которые, кажется, всегда при мне. Затем я вспоминаю, что должно быть оставил свои сигареты на мосту. Никакого никотина. Никаких таблеток. Полагаю, сегодня идеальный день для того, чтобы избавиться от всех вредных привычек.

Я возвращаюсь внутрь и вновь осматриваюсь. Дом совсем не такой, каким я ожидал его увидеть. После всех разговоров о ее переездах, я представлял себе комнаты, заваленные не распакованными коробками, что-то безликое и необжитое. И, несмотря на то, что она сказала о духах, я бы никогда не подумал, что она так плотно закутается в одеяло, сотканное из воспоминаний.

За исключением воспоминаний обо мне. Здесь нет ни единого снимка со мной, не смотря на то, что Кэт просила меня присоединиться ко многим их семейным фотографиям. Она даже повесила в рамку фото со мной, Мией и Тедди в хэллуиновских костюмах над их старой каминной полкой в гостиной — место, олицетворявшее своеобразную «доску почета» в семье Холл. Но здесь этого фото нет. Здесь нет ни одного из тех глупых снимков, которые мы с Мией любили делать, снимая друг друга или делая совместные фото во время поцелуя или объятий, когда кто-то из нас держал фотоаппарат на вытянутой руке. Я любил эти снимки. Она всегда были или с обрезанными головами, или наполовину прикрытые чьим-нибудь пальцем, но они, казалось, запечатлели нечто настоящее.