Полина Олехнович - Борщевик. Без пощады, без жалости

— Мы же вам объясняли, — чуть не плачет Карина, ну пожалуйста, бутербродиков вам наберем.

— Ладно, садитесь, кулемы! — в сердцах говорит водитель, мужчина с одутловатым обветренным лицом.

Едем вдвоем в пустом автобусе. Все из-за того, что за пятнадцать минут до общего выезда, Карина пролила на джинсы лак для ногтей.

Мы пробовали оттереть его жидкостью для снятия лака — не помогло. Тогда в ход пошел растворитель. Лака не стало, но пятно, пропитанное растворителем, пахло в радиусе десяти метров. Мы решили замыть джинсы мылом. Это подействовало — запах исчез, но джинсы стали безнадежно мокрыми. Пока сушили их с помощью фена, оба автобуса благополучно ушли, увозя счастливчиков на релакс — вечеринку.

Приезжаем. Вечер в полном разгаре. Взглядом нахожу Антона, вокруг которого вьется Гарпия. У молодого человека усталый, обреченный вид. Нехотя он отвечает что-то гиперактивной старшей по бараку. Когда Антон меня замечает, его лицо на глазах оживает и озаряется радостной улыбкой.

— Спаси меня от этой Бестии, — шепчет он мне на ухо и вцепляется в локоть.

— Гарпии, — поправляю я.

— Пошли в «комнату уединения», — командует он и тащит меня за руку.

— Знаешь, я еще не готова с тобой «уединяться», — упираюсь я.

— Да не бойся — ничего не будет, зато Надежда уж точно поймет, что ей не на что рассчитывать.

Мы оказываемся в тишине на мягких диванах. Невольно задумываюсь о том, чем здесь можно заниматься. Антон что-то мне рассказывает, но я почти не слушаю. Я смотрю на него и думаю, что он очень понравился бы моей маме, да и вообще, любой маме. Такой у него интеллигентный внушающий доверие вид. Но все — таки, это не мой тип. Мой тип — Брюс Уиллис, Джастин Тимберлейк — светлоглазые, русоволосые и может быть даже рыжие.

До меня доходят слова Антона. Он витиевато рассказывает про любимые улочки, уголки Питера. Становится немного стыдно от того, что о некоторых местах я даже не слышала.

Я представляю, как мы будем гулять по городу, когда вся эта история с борщевиком закончится: Питер утренний — сонный, Питер днем — суетливый, Питер вечерний — полный романтики, таинственная Питерская ночь. Мой тип, не мой тип, кто знает, в конце-то концов, что может получиться?

На следующий день ко мне подходит Гарпия и, заискивающе улыбаясь, просит подежурить ночью вместо внезапно заболевшей Белоноговой. Сначала я хочу напомнить, что сама на больничном, но обескураженная несвойственной Надежде улыбкой и ее просительным тоном, соглашаюсь.

Смотрю ей вслед. Тридцать пять лет, ни детей, ни мужа, ни внешности. В глубине души шевелится чувство жалости, даже как-то неловко из-за того, что мне повезло больше. Что-то не так, что-то тревожит.

Ночное дежурство заключается в основном в чистке территории вокруг базы. В инструкции написано, помимо этого, предотвращать проникновение посторонних, но таких случаев никогда не было. Не спеша облачаюсь в скафандр. В раздевалку вбегает Карина.

— Я с тобой, — с лихорадочным оживлением она достает обмундирование.

— С ума сошла. Это же нарушение режима!

— Да хрен с ним, никто не узнает. Ну не спиться мне в полнолуние!

Незаметно выходим через черный ход прямо в ночь. Лунный свет заливает белоснежные зонты борщевика. Карина мечтательно смотрит в звездное небо.

Хочется вдохнуть по — глубже прохладный ночной воздух. Делаю вдох, другой, но живительный кислород не поступает. Что происходит? Стараюсь не паниковать. Наверное, что-то с фильтром противогаза. Трясущейся непослушной рукой залезаю в сумку, где лежит запасной фильтр, лихорадочно шарю пальцами. Запаски нет! Я хватаю Карину за руку, пытаюсь объяснить ей, в чем проблема, но она не понимает мою энергичную жестикуляцию.

В висках начинает стучать, нестерпимо хочется сдернуть удушающий противогаз. Я представляю, как спадаются лишенные кислорода легкие, как темнее от углекислоты кровь.

Я сама открываю сумку подруги, вытаскиваю ее запасной фильтр. Наконец, до Карины доходит, в чем дело. Вместе меняем фильтр на моем противогазе. По инструкции в случае любой непредвиденной ситуации на ночном дежурстве, необходимо вернуться на базу и сообщить диспетчеру. Подхожу к обитой железом входной двери. Звоню. Никакой реакции. Стучу. Лунный свет облизывает пласты холодного металла. Никто не открывает. Черный ход тоже оказывается закрытым.

Ночной диспетчер появляется только через десять минут. Если бы не Карина, к этому времени я была бы уже мертва.

— Где вы пропадаете?! — кричу я на всю диспетчерскую, дав волю эмоциям.

— Я…, да меня старшая вызывала, — заикается перепуганная пожилая женщина в очках сползших на кончик носа, — у нее, это, голова сильно разболелась, таблетки искали… А что, что — нибудь случилось? Молча достаю фильтр, который заменили. В ярком свете диспетчерской на нем отчетливо виден слой уже застывшего клея.

Впереди целая ночь для раздумий. Обрывки мыслей, словно мозаика, выстраиваются в жутковатую картинку. Кто-то залил фильтр противогаза клеем. Причем перед самым моим выходом на улицу. Клей медленно закупоривал отверстия фильтра, поэтому, сначала я ничего не заметила.

Возможно, этот же «кто-то» вынул «запаску». По плану злоумышленника я, оказавшись на улице, должна была начать задыхаться. А теперь две версии: 1) кто-то хотел жестоко подшутить и не предполагал, что диспетчер отлучится, черный ход окажется закрытым, и я буду обречена на верную смерть от удушья или от запредельной концентрации фотокумаринов и проникновения в организм семян борщевика (если б сняла испорченный противогаз); 2) кто-то не только испортил фильтр, вытащил запаску, но и предусмотрительно закрыл черный ход и отвлек диспетчера. Гарпия!!! Пожалуй, у нее одной есть более или менее серьезный мотив — ревность. Судя по всему, у старшей по бараку был роман с Антоном, а я перешла дорогу.

Ни с кем из девчонок я за последнее время не ругалась. Разве что с Маркеловой из-за крема, который она взяла с моей тумбочки без спроса.

— Пошли в отдел безопасности, — с несвойственной ей серьезностью говорит Карина, стягивая противогаз. Утром все произошедшее кажется ночным кошмаром и паранойным бредом.

— Тогда узнают, что ты нарушила режим.

— Глупая, тебя убить хотели, а ты про режим!

Начальник отдела безопасности, бывший спецназовец, огромный мужчина лет тридцати пяти с хитрыми темно-серыми глазами, внимательно рассматривает испорченный фильтр.

— Да-а, Малявина Милена, сильно ты кому-то насолила, — наконец, щурясь, изрекает он.

— Да не «кому-то», Андрей! Очень даже ясно кому! — не выдерживает Карина.

— Это тебе ясно Гурская, а мне нужны неопровержимые доказательства. Кстати, по поводу тебя, — сдерживая улыбку, разрушающую его суровый образ, добавляет Андрей, — почему опять режим нарушаем? В тюрьму вернуться хочется? Тебе еще повезло, что меня на той комиссии не было.