Кассандра Клэр - Механический принц

До тех пор пока она не умрет. Она бы не предала Джема, даже после смерти. Если бы это был любой другой, любой человек в мире… но она не любила никого больше в этом мире. Это были парни, которых она любила.

К лучшему.

Или к худшему. Она сделала свой голос насколько возможно холодным. И спокойным.

— Рассказать ему что?

Уилл лишь взглянул на нее. В его глазах был свет, как тогда на лестнице, когда он закрыл дверь, когда поцеловал ее, блестящий, радостный свет. И сейчас он исчезал, как последний вздох умирающего. Она подумал о Нейте, истекающего кровью на ее руках. Она тогда была бессильна ему помочь. Такой же она была и сейчас. Она чувствовала себя так, как будто наблюдала за тем, как жизнь вытекала из Уилла Херондейла, и она ничего не могла сделать, чтобы остановить это.

— Джем простил бы меня, — сказал Уилл, но в его лице и голосе уже было отчаяние. Он сдался, подумала Тесса. Уилл, который никогда не сдавался, тем более до того, как битва началась. — Он…

— Он бы простил, — сказала она. — Он не смог бы затаить на тебя обиду, Уилл. Он слишком любит тебя для этого. Я не думаю, что он стал бы злиться даже на меня. Но этим утром он сказал мне, что думал, что он умрет, не полюбив кого-нибудь, как его отец любил его мать, и не будет любим так же в ответ. И что ты хочешь, чтобы я пошла, постучала в его дверь и отдала ему кулон? И ты будешь по-прежнему любить меня после этого?

Уилл посмотрел на нее долгим взглядом. Затем, казалось, внутри него что-то съежилось, как бумага. Он сел в кресло и опустил лицо в ладони.

— Обещай мне, — произнес он. — Что ты любишь его. Достаточно чтобы выйти за него и сделать его счастливым.

— Да, — ответила она.

— Тогда, если ты любишь его, — произнес он тихо, — прошу тебя, Тесса, не говори ему что я только что сказал тебе. Не говори ему, что я люблю тебя.

— А про проклятье? Он не знает…

— Пожалуйста, не говори ему ни о чем. Ни Генри, ни Шарлотте… никому. Я скажу им в свое время сам и так, как захочу это сделать. Притворись, что я ничего не сказал тебе. Если ты беспокоишься обо мне, Тесса.

— Я никому не скажу, — пообещала она. — Клянусь. Я клянусь своим ангелом. Ангелом моей матери. И, Уилл…

Он опустил руки, но, казалось, по-прежнему не мог на нее смотреть. Он сжал подлокотник, костяшки его пальцев побелели.

— Я думаю тебе лучше уйти, Тесса.

Но она не могла. Только не сейчас, когда он выглядит так, как будто умирает изнутри. Больше всего на свете она хотела подойти и обнять его, поцеловать его закрытые глаза, заставить его улыбаться.

— То, что ты пережил, — сказала она, — ты же был двенадцатилетним мальчиком… это убило бы большинство людей. Ты верил, что никто не любит тебя, что никто не может полюбить тебя, то, что они были живы, служило доказательством того, что они не любят тебя. Но Шарлотта любит тебя. И Генри. И Джем. И твоя семья. Они всегда любили тебя, Уилл Герондейл, потому что ты не можешь спрятать все хорошее в себе, как бы сильно ты не старался.

Он поднял голову и взглянул на нее. Она увидела языки пламени, отражающиеся в его глазах.

— А ты? Ты любишь меня?

Ее ногти впились ей в ладони.

— Уилл, — произнесла она.

Он посмотрел на нее, практически сквозь нее, невидящими глазами.

— Ты любишь меня?

— Я… — Она сделала глубокий вдох. Это причиняло боль. — Джем был прав по поводу тебя все это время. Ты лучше, чем то, как ты выставляешь себя перед другими, и поэтому я прошу у тебя прощение. Потому что если ты на самом деле такой, я думаю, что тогда тебе не составит труда найти человека, который будет любить тебя, Уилл, человека, у которого в сердце ты будешь на первом месте. Но я…

Он издал нечто среднее между захлебывающимся смехом и удушьем.

— Первый в твоем сердце, — сказал он. — Веришь ли, что это не последний раз, когда ты сказала это мне?

Она смущенно покачала головой.

— Уилл, я не…

— Ты никогда не сможешь полюбить меня, — сказал он категорично, и когда она не ответила, когда не сказала ничего, он задрожал, дрожь пробежала по всему его телу, и отпихнул кресло, не глядя на нее. Он встал, как деревянный, и пересек комнату, нащупывая засов на двери. Она смотрела, поднеся руку ко рту. Казалось, прошел целый век, прежде чем он нашел запор, открыл его и вышел в коридор. Дверь захлопнулась за ним.

«Уилл», подумала она. «Уилл, как ты?»

Ее глаза болели.

Затем она обнаружила себя сидящей перед огнем у каминной решетки. Она смотрела на пламя, ожидая, что слезы польются из глаз. Ничего не произошло. Она так долго сдерживала себя, что, похоже, потеряла способность плакать. Тесса взяла железную кочергу, стоявшую у камина, и, наклонившись, засунула ее в самую сердцевину раскаленных углей, чувствуя жар на лице.

Нефритовый кулон у ее горла нагрелся, обжигая кожу. Она вытащила кочергу из огня. Кончик светился, красный, как сердце. Тесса обхватила его рукой. Одно мгновение она не чувствовала абсолютно ничего. И потом, как будто издалека, она услышала свой крик. Словно ключ повернулся в ее сердце, освобождая, наконец, слезы. Кочерга с грохотом упала на пол.

Когда Софи ворвалась в комнату, привлеченная криком, она застала Тессу стоящей на коленях возле камина. Она прижимала к груди обожженную руку и рыдала так, что казалось, сердце ее вот-вот разорвется. Именно Софи отвела Тессу в спальню, переодела в ночную рубашку и уложила в кровать. Софи была той, кто промыла ее ожог, наложила прохладную повязку с мазью, пахнущей травами и специями. Она сказала Тессе, что это была та же мазь, которую Шарлотта использовала на щеке Софи, когда та впервые появилась в Институте.

— Как думаешь, у меня останется шрам? — спросила Тесса, больше из любопытства, потому что на самом деле ей было все равно. Ожог, и плач, который последовал за этим, казалось, опустошили ее, смыли все эмоции. Она чувствовала себя такой же легкой и пустой, как скорлупа.

— Возможно, небольшой. Не такой, как у меня, — честно сказала Софи, закрепляя повязку на руке Тессы. — Ожоги кажутся страшнее, чем есть на самом деле, если вы понимаете, что я имею в виду. К тому же, я быстро наложила мазь. С вами все будет хорошо.

— Ничего и никогда уже не будет хорошо, — заявила Тесса, глядя на свою руку, а затем на Софи. Софи, милую как всегда, спокойную и заботливую, в черном платье и белом чепце, с локонами, обрамляющими ее лицо.

— Еще раз прости меня, Софи, — сказала Тесса. — Ты была права насчет Гидеона, а я ошибалась. Мне следовало послушать тебя. Ты последний человек на земле, склонный обманываться насчет мужчин. В следующий раз, если ты скажешь, что кому-то можно доверять, я поверю тебе. — Улыбка Софи вспыхнула — та улыбка, которая заставляла даже посторонних забыть про ее шрам. — Я понимаю, почему ты сказала это. Я должна была доверять тебе…