Дж. Уорд - Мой любовник

Можно подумать они ожидали, что к ним приплывет лодка из ярко белого света с небесного королевства, и сияли так, словно выиграли в лотерею.

Кроме того, возможно именно по этой причине они и выглядели такими одураченными — в основном не из-за того, куда они собирались, а куда попадали.

«Сожаления… ты действительно думала о своих сожалениях».

Помимо того факта, что она желала родиться при других обстоятельствах, было два преступления среди множества совершенных ею, которые перевешивали все остальные.

Еще много лет назад она желала рассказать Мердеру, что была полу-симпатом. И тогда, когда ее забрали в колонию, он не пришел бы, чтобы ее спасти. Он знал бы, что это неизбежно, что другая часть ее семьи придет, чтобы потребовать ее, и он не закончил бы так.

Кроме того, она желала вернуться обратно и сказать Джону Мэтью, что ей жаль. Она по-прежнему бы отталкивала его потому, что это был единственный правильный способ поведения, который позволит ему не повторить ошибки ее бывшего любовника. Но она хотела дать ему знать, что дело было не в нем. А в ней.

По крайней мере, оставшись в стороне от всего этого, с ним все будет в порядке. У него были Братья и король, которые о нем позаботятся; да и к тому же, после того, как она оттолкнула его, он не наделает никаких глупостей.

В этом она осталась сама собой, и не имело значения, что ее ожидает. Проведя насильственный образ жизни, было совершенно не удивительно, что она готовилась встретить насильственную смерть… но по правде говоря, она была уверена, что уходя, прихватит фунт или два плоти с собой.

Хреново, что ночь уже ускользала от них.

Смотреть Джону на часы, и так было без надобности. О том, как мало у них осталось в запасе ночного времени, рассказала ему острая резь в глазах.

Даже намека на дневной свет было уже достаточно заставить его быстро моргать.

К тому же, активность в Экстрим Парке, в любом случае, до вечера постепенно сводилась на нет, а оставшиеся наркоманы оседали на скамейках или скрывались в общественных туалетах для новой дозы. В отличие от других парков Колдвелла, этот был открыт двадцать четыре часа семь дней в неделю. Его флуоресцентные лампы на высоких столбах освещали все бетонное пространство. Трудно сказать, знали ли городские муниципальные органы о здешней бесперебойной торговле, которая, здесь процветала. О круглосуточном промысле. Со всей наркотой, переходящей из рук в руки, это место напоминало бары по улице Трейд.

Однако, лессеров здесь не наблюдалось. Только люди, заключающие сделки с людьми под покровом темноты.

Тем не менее, это место вселяло надежды. Если Лэш еще и не проник на эту территорию, то стопудово собирался этим заняться. Даже с копами в униформе на патрульных машинах, здесь было достаточно, как уединенных, так и хорошо обозреваемых мест. Парк представлял собой огромную террасу с провалами в земле, чередующимися пандусами и трамплинами. Поэтому народ мог приметить приближение колдвеллской полиции и спрятаться за или в этих, своего рода, убежищах.

И, боже, они в этом хорошо преуспевали. Из своего укрытия — за складом рабочего инвентаря — Джон со своими парнями наблюдал за тем, как это происходит снова и снова. Смотря за происходящим, вынуждало задуматься, почему Колдвеллский Департамент Полиции не отправлял своих сотрудников без опознавательных знаков или в гражданской форме.

А может, они это и делали. Может, в этом парке были и другие, которые, как и Джон затаились, укрывшись от глаз толпы. Хоть, и не совсем так, как Джон, Куин и Блэй. Не было способа, чтобы даже отлично обученный и замаскированный сотрудник колдвеллской полиции смог укрыться абсолютно ото всех. Чем именно все последние три часа Джон со своими приятелями и занимался. Каждый раз, когда кто-то проходил мимо, они стирали ему память.

Было немного странновато находиться здесь, но в тоже время и не быть в этом месте… ощущаться, но оставаться невидимым.

— Мы собираемся отдать концы? — спросил Куин.

Джон поднял глаза на светлеющее небо, говоря себе, что уже через каких-то тринадцать часов эта гребаная лампа накаливания под названием солнце скроется, и они снова смогут занять свой маленький скрытый пост, выжидая.

«Твою мать».

— Джон? Пошли.

На долю секунды, он был готов оторвать голову своему приятелю. Его руки поднялись и приготовились к тому, чтобы показать все это «отвали-от-меня» и «ты-не-моя-нянька» дерьмо.

Но его остановило то, что, сколько бы им не пришлось здесь выжидать Лэша, его срыв на Куине не приблизит их к цели.

Он кивнул и в последний раз огляделся вокруг. В парке был всего один дилер, который обнаружил себя, и паренек, болтающийся там до самого рассвета. Парень обосновался в центре парка, что было очень умно с его стороны. Со своего места он мог обозревать весь парк: от дальних уголков до самой дороги, по которой приезжали и уезжали полицейские патрули.

Он выглядел лет на семнадцать-восемнадцать, одежда свободно висела на его фигуре и была частью стиля скейтера, а также, вероятно, носила функцию укрытия того, что можно было загнать. Он выглядел так, будто нуждался в двойной машинной стирке, но оставался начеку и с включенной смекалкой. Что довольно занятно. Чтобы удержать территорию, дилеру, обычно, требовались прикрывающие их задницу дружки. В противном случае, он сталкивался с набегами на свою территорию, наркоту и наличку. Но этот молодой паренек… он все время был сам по себе.

Либо у него была серьезная встреча под покровом темноты, либо он был под прикрытием.

Джон поднялся на ноги со своего места, где сидел, прислонившись к стене склада, и кивнул парням. «Пошли».

Когда он снова принял форму и реальный вес, под его ногами в армейских ботинках захрустел мелкий гравий, а в лицо ударил легкий ветерок. Он очутился во дворе особняка Братства перед главным фасадом здания, обнесенным двадцатифутовым в высоту забором. Белый мраморный фонтан в центре двора еще не работал, до наступления более теплых месяцев. В ожидании действий в ряд были припаркованы полдюжины машин.

Шуршащий звук хорошо смазанных механизмов заставил поднять его голову вверх. На окна начали синхронно опускаться стальные жалюзи. Развернувшись, панели закрыли окна, как веки закрывают глаза, когда вы засыпаете.

Джон боялся входить внутрь. Несмотря на то, что в особняке было более пятидесяти комнат, по которым он мог свободно бродить, тот факт, что ему придется оставаться на месте до захода солнца, вынуждал его чувствовать себя внутри, как в обувной коробке.

Когда Куин и Блэй материализовались по обе стороны от него, Джон направился по ступенькам к огромным двойным дверям и толкнул их, входя в помещение.