Кэрол Гудмэн - Демон-любовник

Закончив лекцию, я предложила студентам задавать вопросы. Все моментально оживились, и завязалась дискуссия. Человек десять набросились на меня с вопросами даже после звонка. А кое-кто взмолился, чтобы я включила их в дополнительную группу — хотя набор уже был закончен.

Пришлось согласиться. Поскольку я уже сделала исключение для Мары Маринки, я не видела оснований, чтобы им отказать.

Кстати, терпеливо дождавшись, когда рассосется окружившая меня толпа, она подошла ко мне, волоча за собой свою соседку, ту самую, с круглым сонным лицом.

— Убедилась? — твердила она, обращаясь к ней, — Я же говорила, что профессор Макфэй — замечательный преподаватель! Ты наверняка захочешь ходить на ее лекции, верно? Доктор Макфэй, это моя соседка по комнате, Николетт Баллард. Она тоже хочет попасть в вашу группу, но она уже укомплектована.

Я покосилась на Николетт Баллард — лунообразное лицо подчеркивала неудачно подобранная стрижка под «пажа». Точь-в-точь такой же щеголяли Элис Хаббард и Джоан Райан. Вероятно, местный парикмахер обладает садистскими наклонностями, решила я.

— Вас тоже интересует готическая литература? — вежливо поинтересовалась я.

Николетт откровенно зевнула.

— Сказать по правде, я не слишком люблю всю эту сентиментальную муру, — пробурчала она. — Но в программе у вас стоит «Джейн Эйр», а это моя любимая книга.

— Николетт так добра, что помогает мне с английским, — смешалась Мара. — Мне бы очень помогло, если бы она была со мной — ведь тогда мы смогли бы заниматься вместе.

Я пробежала глазами список студентов своей группы. Мне так уже пришлось увеличить его на шесть человек. Я уже отрыла было рот, чтобы сказать «нет»… но потом заглянула в огромные, умоляющие глаза Мары — в свете проектора, который забыла выключить, они приобрели оттенок жидкого золота — со вздохом кивнула.

— Хорошо.

Я приписала еще одну фамилию к быстро раздавшемуся списку. В конце концов, одним больше, одним меньше, какая разница?

Счастливая и довольная, я летела домой как на крыльях. Странно, но я нисколько не устала — напротив, этот разговор подал мне одну идейку, касавшуюся моей книги о творчестве Дэлии Ла Мотт. Я настолько погрузилась в работу, что очнулась, только когда аппетитные ароматы, доносившиеся из кухни, погнали меня вниз. Слопав две порции крабового мяса с хлебом грубого помола и завершив трапезу пирогом со сладким картофелем, я не смогла даже встать из-за стола. Мы еще долго сидели, попивая красное вино и обсуждая «общих» студентов («Эта изможденная девица из Боснии тоже у тебя в группе? Ты не представляешь, что она написала в своем сочинении. Я даже прочитала его вслух — клянусь, все рыдали!»). В итоге я отправилась спать, валясь с ног от усталости, уверенная, что уж в эту ночь буду спать как убитая.

Как бы не так! Мне опять приснился тот же самый сон… на следующую ночь все повторилось снова, а потом еще и еще. Каждую ночь я, проснувшись, видела залитую лунным светом спальню — тени от веток за окном, сгущаясь, приобретали очертания моего призрачного любовника, неимоверная тяжесть опускалась мне на грудь, я задыхалась и оживала, только почувствовав, как его дыхание заполняет мои легкие, и увидев смутно белеющее в темноте его лицо… потом мы мучительно долго занимались любовью, и так продолжалось до самого рассвета.

Я решила, что эти сны как-то связаны с моей изматывающей работой над книгой о Дэлии Ла Мотт, а также с моими лекциями по готической литературе. Увлеченная творчеством, я словно затянула у себя на шее петлю, угодила в замкнутый круг, способный до бесконечности подпитывать сам себя.

Это была та же самая ловушка, в которую в свое время попала и Дэлия Ла Мотт.

Любой, кому припала бы охота ознакомиться со списком книг, автором которых была Дэлия, мог понять, что по натуре она была трудоголиком… но только прочитав ее рукописи, становилось ясно, что она была просто одержима работой. Всякий раз, приступая к работе над романом, Дэлия ставила дату, поэтому подсчитать, сколько страниц она писала в день, не составляло никакого труда. В среднем это число доходило до сорока — сорок страниц убористым почерком почти без полей, — но бывали дни, когда она писала по шестьдесят, а то и больше. Случалось, исписав блокнот до конца, она принималась писать на полях, а то и между строчками на уже исписанных страницах. Бывали дни, когда ее аккуратный почерк становился совершенно неразборчивым — казалось, ее перо прыгало по бумаге, словно плоский камушек по поверхности пруда.

Я заметила и другое — в те дни, когда она работала особенно много, содержание написанного ею резко отличалось от всего остального. Так, например, в изданном варианте романа «Таинственный незнакомец» сексуальные страсти просто выплескивались на поверхность. Вайолет Грей, совсем еще юная женщина — нищая сирота, без денег, без друзей, — приезжает в качестве гувернантки в Лайонс-Кип, уединенное поместье на побережье Корнуэлла. Уильям Дугал, ее будущий хозяин, постоянно погружен в какие-то раздумья. Со временем его поведение становится все более странным, чтобы не сказать — пугающим. Вайолет начинают преследовать несчастья, и всякий раз она чудом избегает смерти лишь благодаря появлению какой-то загадочной фигуры в черном плаще — таинственного незнакомца, как следует из названия романа. Постепенно Вайолет приходит к мысли, что это Уильям пытается ее убить, хотя причины, толкнувшие его на этот шаг, включая неожиданно свалившееся наследство, попавшее не в те руки письмо или банальная ошибка, на всем протяжении романа так до конца и не ясны — что соответственно делает его еще более увлекательным. Вайолет думает, что таинственный незнакомец, который постоянно приходит ей на помощь, — призрак погибшего много лет назад родного брата Дугала, лучшего из двух братьев, который и должен был со временем унаследовать Лайонс-Кип. Она грезит о нем по ночам, ей начинает казаться, что он пробирается к ней в спальню (в доме, как водится, полным-полно потайных дверей и подземных коридоров). В описании всех этих потайных ходов чувственность, которой пропитаны страницы романа, достигает своего апогея, что вдобавок подкрепляется неординарной личностью таинственного незнакомца. Иногда его лицо скрывает маска, в другой раз он принимает облик Уильяма Дугала. В конце романа наконец выясняется, что этот таинственный незнакомец и есть Уильям Дугал. Оказывается, он обращался с Вайолет подчеркнуто грубо лишь потому, что боялся полюбить ее — ведь тогда проклятие Лайонс-Кип, из-за которого погибали возлюбленные прежних хозяев поместья, могло пасть и на ее голову. Становится ясно, что за Вайолет охотился незаконный отпрыск покойного брата Уильяма, который должен был унаследовать замок в том случае, если Дугал умрет бездетным. И конечно, именно Уильяма она и полюбила с первого взгляда — ведь это он был таинственным незнакомцем, который, хоть и сошел слегка с пути добродетели, однако твердо встал на путь исправления, так что в конце романа из него даже получился вполне подходящий жених. Иначе говоря, Уильям Дугал — Чудовище, с которого снято вечное проклятие, мистер Рочестер, готовый пожертвовать жизнью, чтобы спасти из огня свою безумную жену.