Лорен Де Стефано - Увядание

– Сегодня вечером ничего не произойдет, – терпеливо объясняет она. – Комендант не вступит в брачные отношения ни с одной из невест, пока леди Роуз…

Она умолкает.

Я приподнимаюсь на локтях и оглядываюсь на нее через плечо.

– Что же в ней такого?

На лице Дейдре появляется печальное выражение. Она продолжает массировать мои натруженные ноги, и ее плечи немного приподнимаются в такт движению.

– Он ее так любит, – говорит она задумчиво. – Сомневаюсь, что он проведет хотя бы одну ночь с какой-нибудь из жен, пока жива леди Роуз.

Комендант Линден ко мне так и не приходит. Задув свечи, Дейдре оставляет меня одну. Наконец я засыпаю. Ранним утром меня будит звук поворачиваемой ручки двери. Сплю я в последние годы очень чутко, поэтому сейчас, не накачанная снотворным, я тут же реагирую на посторонний шум. Лежу тихо, не шевелюсь. Вглядываюсь в темноту комнаты, стараясь рассмотреть очертания открываемой двери.

По кудрявой голове ночного гостя догадываюсь, что это Линден.

– Рейн?

Второй раз за время моего недолгого замужества он обращается ко мне по имени. Хочу притвориться, что я еще сплю и не слышу его, но боюсь, что меня выдаст громкий стук зашедшегося от страха сердца. Знаю, что это невозможно, но мне все еще кажется, что в комнату сейчас ворвутся Сборщики. Они украдут меня или всадят пулю в голову. К тому же Линден видит, что я проснулась.

– Да, – отзываюсь я.

– Вставай и накинь что-нибудь потеплее, – говорит он мягко. – Хочу тебе кое-что показать.

«Что-нибудь потеплее», – думаю я. Значит, мы пойдем на улицу.

Надо отдать Линдену должное: он выходит, чтобы я могла спокойно переодеться. Как только я открываю дверь в гардеробную, в ней загорается свет. Ух! В прошлый раз я и не заметила, сколько здесь одежды. Останавливаюсь на паре шерстяных брюк черного цвета, они выглядят довольно теплыми, и свитере, украшенном маленькими жемчужинами, – наверняка Дейдре постаралась.

Открываю дверь, которая больше не заперта, как до свадьбы, и вижу, что Линден ждет меня в коридоре. Он улыбается и, взяв меня под руку, ведет к лифту.

Сколько же в этом доме переходов, просто ужас! Даже если бы переднюю дверь оставили для меня широко открытой, уверена, я бы в жизни не смогла до нее добраться. Стараюсь запомнить дорогу: мы идем по длинному, ничем не примечательному коридору. Под ногами зеленый ковер, на вид совсем новый. На стенах серовато-белого цвета такие же типовые пейзажи, как у меня в комнате. Нет ни одного окна, поэтому я и не догадываюсь, что мы уже на первом этаже, пока Линден не распахивает дверь и мы не оказываемся в начале уже знакомой мне аллеи из розовых кустов. На этот раз мы проходим мимо беседки. Солнце еще не взошло, и сад окутывает сонная тишина.

Линден указывает мне на декоративный пруд, в середине которого журчит небольшой фонтанчик. У поверхности воды плавают продолговатые, довольно крупные рыбки белого, оранжевого и красного цвета.

– Это кои, цветные карпы, – говорит он мне. – Японский вид. Слышала о них?

География превратилась в предмет настолько малопонятный, что в школе я с ним так и не познакомилась. Училась, правда, я недолго – после смерти родителей пришлось идти работать. Моя школа занимала здание церкви, и одного ряда скамей с избытком хватало, что разместить всех учеников. У большинства из нас, как и у меня с братом, родители были из первого поколения. Они учили своих детей ценить образование, неважно, что те, скорее всего, умрут, так им и не воспользовавшись. С нами туда ходила еще пара сирот. Они мечтали стать актерами и хотели уметь читать, чтобы потом разучивать сценарии. Все, что мы знали из географии, – это то, что раньше существовало семь континентов, на которых располагалось несколько государств, но Третью мировую войну пережила лишь Северная Америка, континент с самыми развитыми технологиями. Ущерб оказался невосполнимым: все, что осталось от шести континентов, – это бескрайний океан и необитаемые клочки земли, настолько крошечные, что их даже не видно из космоса.

И все-таки мой отец просто обожал тот прежний мир. У него был старый географический атлас двадцать первого века с разноцветными картинками всех стран и описанием их обычаев. Моей любимицей была Япония. Меня завораживали густо загримированные гейши с тонкими чертами лица и поджатыми губами. Мне нравились деревья сакуры в бело-розовом облаке цветов, они были так непохожи на жалкие, специально огороженные недоразумения, произрастающие вдоль тротуаров Манхэттена. Япония представлялась мне одной глянцевой цветной фотографией, огромной и красочной. Брату больше нравилась Африка, там жили слоны с огромными свисающими ушами и птицы с ярким оперением.

Мне казалось, что мир за пределами Северной Америки был удивительно прекрасен. И мне об этой красоте поведал отец. Я все еще иногда думаю о тех, уже не существующих, местах. Резво проплыв совсем рядом со мной, кои уходит глубоко под воду. Я думаю о том, как счастлив был бы отец увидеть это.

Меня вдруг охватывает такое острое чувство тоски по отцу, что подгибаются колени. Сглотнув ком в горле от надвигающихся слез, могу сказать только:

– Я знаю о них.

Линден впечатлен. Улыбнувшись мне, он поднимает руку, словно собираясь дотронуться до меня, но вдруг отдергивает ее и идет вперед. Мы находим деревянные качели с сиденьем в форме сердечка, присаживаемся на них и, слегка покачиваясь, любуемся видом, открывающимся за кромкой розовых кустов. Небо медленно расцвечивается, оранжевые и желтые отблески будто мазки, нанесенные кисточкой Дейдре. Звезды все еще видны, но потихоньку бледнеют, уступая место яркому небесному румянцу.

– Посмотри… – говорит Линден. – Ты только посмотри, какая красота.

– Это ты про рассвет? – уточняю я.

Он прекрасен, но не настолько, чтобы жертвовать ради него утренним сном. Из-за постоянных дежурств я так привыкла спать по очереди с братом, что мой организм приучен не разбрасываться временем, которое можно было бы потратить на сон.

– Начало нового дня, – говорит Линден. – И мы достаточно здоровы, чтобы им насладиться.

В его зеленых глазах плещется грусть, но я ей не доверяю. Да и с чего бы, если это тот самый человек, который заплатил Сборщикам, чтобы я провела с ним последние годы моей жизни? Это на его руках кровь девушек, расстрелянных в том фургоне. Пусть у меня в запасе не так много рассветов, но я не собираюсь встречать их все в качестве жены Линдена Эшби.

Мы сидим в тишине. Лучи восходящего солнца играют на лице мужа. В их отблесках мое обручальное кольцо словно горит огнем. Гадость какая! Я вчера еле удержалась, чтобы не спустить его в туалет. Но уж если я хочу завоевать его доверие, придется носить эту мерзость.