Линда Ховард - Инферно

— И он же исцеляет раны так быстро?

Дантэ покачал головой, кладя оберег обратно в карман:

— Нет, это одно из преимуществ Рэйнтри. Говоря, что быстро выздоравливаю, я имел в виду действительно по-настоящему быстро. Столь незначительный порез — просто ничто. Глубокий мог бы заживать всю ночь.

— Какой же ты несчастный! — хмуро проговорила она. — Какими еще несправедливыми преимуществами ты обладаешь?

— Мы живем дольше большинства людей. Не намного дольше, но наш максимальный возраст в среднем составляет от девяноста до ста лет. И обычно это хорошие годы. Чаще всего мы абсолютно здоровы. Например, я никогда не простужался. У нас иммунитет к вирусам. Бактериологические инфекции способны причинить нам вред, но большинство вирусов не распознают нас на клеточном уровне.

Из всего, что он ей сказал, никогда не болеть простудой казалось самой чудесной новостью. А еще это означало: никогда не болеть гриппом и…

— У тебя не может быть СПИДа!

— Верно. И еще мы горячее обычных людей. Температура моего тела, как правило, сорок градусов или выше. На улице должен начаться настоящий мороз, прежде чем я почувствую себя неуютно.

— Как несправедливо, — возмутилась она. — Я тоже хочу обладать иммунитетом к простуде и СПИДу.

— Ни кори, — пробормотал он. — Ни ветрянки. Ни лишая. Ни герпеса. — Глаза его весело блестели. — Если хочешь стать Рэйнтри и никогда больше не страдать от насморка, такая возможность есть.

— А именно? Похоронить курицу в безлунную ночь и семь раз обежать вокруг пня спиной вперед?

На миг он застыл, представляя себе эту сцену:

— У тебя странное воображение.

— Скажи мне! Как люди становятся Рэйнтри? Каков ритуал посвящения?

— Он довольно старый. И ты о нем слышала.

— Я знаю только о ритуале с курицей. Ну же, не томи!

Он улыбался тихо и безмятежно:

— Ты должна от меня родить.

Лорна побледнела, затем покраснела, затем снова побледнела.

— Это не смешно, — сдавленно произнесла она, встала и принялась мерить комнату шагами. Она задела подушку и подхватила ее, но вместо того, чтобы вернуть на софу, встала, прижав ее к груди и склонив над ней голову.

— Я не шучу.

— Детей… не заводят как средство к достижению целей. Если не хочешь ребенка ради него самого, то и думать о нем не стоит.

— Согласен, — мягко ответил он, отходя от окна и направляясь к ней с неторопливостью человека, не имеющего задней мысли. — Это нелегкое решение.

Он грязно играл, сказав «Ты должна от меня родить» так, будто и правда имеет в виду ее. Но он не мог. Они знали друг друга всего два дня. Такие вещи мужчины говорили, чтобы соблазнить женщин, ибо сотни веков назад какой-то хитрый мерзавец сообразил, что большинство женщин испытывают слабость к детям.

— Я отношусь к этому очень серьезно, уверяю тебя.

Голос его был нежным. Он коснулся ее плеча, а затем провел рукой по ее спине. Она чувствовала, как жар его кожи передавался ей прямо через одежду. Кончики его пальцев ощупывали ее спину, нежно массируя и прогоняя напряжение.

Лорна понятия не имела, что была так напряжена или что расслабляющий массаж заставит ее растаять как масло. Она позволила ему убедить себя. Позволила себе положить голову ему на плечо, потому что все, что он делал, казалось таким приятным. И все же… Она подняла глаза и прищурилась:

— Не воображай, будто я не заметила, как близко эта рука подобралась к моей заднице.

— Не заметь ты этого, я бы разочаровался. — Улыбка заиграла на его губах, и он дважды поцеловал ее в висок.

— Ниже не опускай, — предупредила она.

— Уверена?

Начав у пояса, он провел пальцем вдоль центрального шва, опускаясь все ниже, легонько прижимая ладонь и массируя ей ягодицы. Этот палец был подобен огню, заставив ее стонать и содрогаться и по крайней мере десять раз произнести слово: «Нет». Он бы остановился, пожелай она того; решение — продолжать или нет — принимала она. Но именно осознание этого факта и порожденное им чувство защищенности мешали ей произнести то самое, необходимое слово. Вместо этого она лишь тяжело дышала, погружаясь в агонию возбуждения, прогибаясь, прижимаясь к нему. Она ждала. Ждала, чувствуя лишь его руку, по мере того как та медленно и плавно опускалась все ниже, пока не очутилась у нее между ног. Он нажал сильнее, проводя пальцами по шву ее джинсов, так что ткань стала слегка натирать ее нежное, пылающее лоно.

Он вел ее к этому решению два дня, с момента того самого первого поцелуя в кухне. Терпеливо подкармливал искру страсти до тех пор, пока она не превратилась в маленькое пламя. Затем подкармливал пламя мимолетными прикосновениями и кое-чем еще, от чего еще сложнее отказаться: своим откровенным желанием. Она прекрасно видела, что он делает, распознавала всю утонченность его стратегии и даже ценила его сдержанность. Лечь с нею в постель прошлой ночью — не коснувшись ее и пальцем — было дьявольски умным ходом. С самой первой их встречи он ко многому ее принуждал, но ни разу не требовал от нее взаимности. Если бы потребовал, огонь бы исчез и угасшая искра не возродилась бы к жизни.

Его теплые губы обследовали линию ее скул, неторопливо дегустируя ее так, словно ничего в мире он никогда не желал больше этого и располагал массой времени на то, чтобы попробовать ее на вкус. Лишь стальная выпуклость в джинсах выдавала его нетерпение. Она же прижималась к нему так сильно, что могла ощутить каждую конвульсию его пульсирующей плоти, призывавшей ее к тому, чтобы раздвинуть ноги и позволить ему оказаться еще ближе к ней.

Затем его рот нашел ее губы, и вся сдержанность окончательно обратилась в пыль. Поцелуй был жестким, глубоким, изголодавшимся. Его язык сновал по ее рту. Страсть закипала во всех ее нервных окончаниях, делая тело горячим и мягким, как воск. Свободную руку он положил ей на грудь, нащупал соски сквозь слой ткани и нежным щипком пробудил их к жизни. Теперь она принадлежала ему; она не сопротивлялась его ласкам, и одежда, все еще отделявшая от нее его тело, внезапно показалась ей невыносимой. Ей хотелось всего. Всего, что он мог ей дать. И внезапно с необычайной ясностью она поняла, что именно сейчас должна сказать то, что хотела. Минута промедления — и будет слишком поздно.

Доказательством того, какой силой воли она обладала, мог послужить лишь тот факт, что ей удалось оторваться от его рта.

— Нам нужно поговорить, — произнесла она напряженным, хриплым голосом.

Он застонал и рассмеялся одновременно.

— Господи, — пробормотал он с нескрываемым огорчением в голосе. — Такие слова способны напугать любого мужчину. Подождать не может?

— Нет, дело как раз в том, что мы сейчас делаем.