Ирина Гоба - НеМир

Я рассыпаюсь на части, во мне как будто пробили огромную дыру, и молекулы, составляющие мое естество, постепенно покидают меня через это метафизическое отверстие.

В столовую несмело входит раб, но, вместо того, чтобы сменить блюда, он падает ничком на колени:

— Прим, страшась Вашего справедливого гнева, Ваш раб просит разрешения сказать…

Я молчу, и он, не меняя положение тела, продолжает:

— Мы все очень волнуемся за Приму, мы все желаем нашей Приме скорейшего выздоровления…

И в этот момент с криком: «Бэби, Бэби», — в комнату вбегает сын этого раба. Раб не успевает перехватить своего ребенка, и тому удается добежать к моей жене. Мальчик начинает говорить ей, по-детски коверкая слова: «Бэби, Бэби, я скусял, я так сийно скусял за тобой. Бэби, папа мне лассказал, как тебя отлавили… Тебе было осень бойно? Бэби, не молци, ты меня пугаес, Бэби», — и начинает тихо плакать, уткнувшись ей в колени.

И тут моя девочка… очнулась.

Сначала она, с ничего непонимающим видом, крутит головой из стороны в сторону, как будто ищет что-то ее тревожащее. Наконец, опускает голову, видит рыдающего ребенка, и начинает гладить его по голове.

Теперь наша с Виленом очередь впасть в ступор — мы сидим, боясь пошевелиться… Мы боимся поверить в то, что Бэмби, наконец, вернулась.

Моя девочка поднимает мальчика, притягивает его к себе и говорит, сдерживая в голосе слезы:

— Ну что ты, что ты… не плачь… Бэмби не было больно… совсем не больно… с Бэмби все будет хорошо… и завтра мы пойдем с тобой гулять, и я нарисую тебе большого — большого льва…

— Бэби, доздь…

— Не волнуйся, дождя больше не будет.

И уже на следующее утро выглянуло солнце…

— Рэд, прости, я не должна была разрешать тебе оставаться здесь со мной этой ночью. Но ты мне был так нужен — так нужен, — она просыпается без слез в глазах и с благодарной улыбкой на губах…

После своего «возвращения» Бэмби проплакала почти до самого утра. Я все время крепко держал ее в своих объятиях и молча укачивал. Я понимал, что никакие мои утешения здесь не помогут, что не существует тех слов, которые могли бы ее успокоить. Она должна была пройти через это, но о том, чтобы сделать это в одиночку? Как Бэмби вообще допустила себе мысль о том, что я смог бы оставить ее одну в таком состоянии?

— Любимая, не говори так…

Она, не поднимая головы с моей груди, тихонько спрашивает:

— За что эти люди так поступили со мной?

Я чуть не задохнулся… но взял себя в руки, чтобы голосом не выдать свои истинные чувства и на ее «за что», и на ее «люди». Рэд, это же Бэмби, и в этом она вся .

… Вспоминаю перекошенные ужасом морды этих тварей, когда мы с Виленом, совершенно безоружные, зашли к ним в тюремную камеру и сказали: «Раздевайтесь». Вспоминаю, как они визжали, как недорезанные свиньи, когда мы с Виленом …

— Солнышко, — поворачиваю голову в сторону залитого солнцем оконного проема… природа солидарна с моей красавицей, — солнышко мое любимое, я надеюсь, что ты не ищешь причину их преступления в себе.

Она не отвечает, и я продолжаю:

— Ты хочешь поговорить со мной об этом? Ты хочешь узнать, что я думаю об этом?

— Нет, любимый, прости, может когда-то… когда пройдет время и мне не будет больно думать об этом… когда во мне уляжется ощущение… что меня осквернили…

Бэмби, не давая мне открыть рта, резко садится в кровати:

— Рэд, — и жалобно скулит, — Рэд, о Боже, тебе теперь, наверное будет противна сама мысль о том, чтобы прикоснуться ко мне как к женщине… Поверь, я пойму, поверь, я никогда за это тебя не попрекну…

Теперь моя очередь резко сесть. Вот так… моя девочка уже в моих руках… вот так… и только так я чувствую себя целым и цельным… прикасаясь к ней, ощущая ее тепло под своими руками — только так я, по-настоящему, чувствую себя живым.

Я, конечно, не знал о том, что рассказала Кесса, но, неужели, моя Бэмби думает, что я был в неведении и касательно Воина крепости? Наверное да, я же ей так ничего и не рассказал о том, как нашел ее, как принес ее сюда. И что же мне теперь надо сказать? «Бэмби, я знал, что тебя изнасиловали еще тогда, когда впервые увидел, но это не помешало мне любить тебя, хотеть тебя?» О нет… да это же глупо и тупо говорить такое таким образом…

— Бэмби, я тебя люблю… и ничто, никакое знание о тебе не сможет повлиять на мои чувства к тебе… НИКОГДА… ты слышишь меня? НИКОГДА…

Она целует мое плечо и говорит:

— Я тебя люблю.

Да, моя хорошая, ты меня любишь, я знаю это, но ты не знаешь, что мое чувство к тебе в стократ сильнее твоего…

— Бэмби, подожди, я за тобой не успеваю!

— Догоняй!!!

— Нет, все, разворачивайся и плыви на берег!

— Ну, Рэд, еще чуть-чуть…

— Нет, на берег, быстро!!!

Вот это да… Моя девочка плавает, как профессиональный пловец… При этом издевается надо мной, ныряя под воду, и не выплывая целыми минутами. Когда она это сделала в первый раз, я чуть не обделался от страха, и попросил не повторять такие фокусы впредь… Но, стоит ли говорить, что она сразу поступила вразрез моей просьбе…

Бэмби лежит на животике и читает очередную «не библиотечную» книгу. На ней одета моя рубашка, которая едва прикрывает ее до середины бедер. Вот она поднимает ножки и скрещивает лодыжки. Я перехватываю нездоровый взгляд Вилена… Если он еще раз такна нее посмотрит:

— Бэмби, одень бриджи, пожалуйста.

Моя девочка молча перекатывается на спину и садится, чтобы взять их из моих рук, говорит нам отвернуться.

— Все, готово, можете поворачиваться. Вил, а почему ты сказал, что сюда и близко никто не подойдет? Это что, считается каким-то священным местом для жителей Единого и Запредельного городов?

Мой брат с готовностью объясняет:

— Тебе знакомо понятие «ментально-физическое воздействие»?

— Да, это силовое поле, изобретенное Кошнером.

— У нас есть приборы, способные создавать это поле. Я установил их в четырех равноудаленных попарно друг от друга точках. Мы находимся внутри образованного силовым полем квадрата. Причем, эти приборы настроены таким образом, что выйти из зоны через «силовые» стороны этого квадрата ты можешь совершенно безболезненно, а вот пройти через них, чтобы вернуться, сможешь только с Антифизментом.

И показывает кулон на цепочке:

— Не имея его, ты и шага ни сделаешь внутрь квадрата, не почувствовав сильнейшего желания бежать отсюда, как можно скорее. Да, и, кстати, наш дом тоже находится внутри, опоясывающего его, силового поля.

Она задумалась о чем-то, и обращается ко мне:

— Рэд, можно задать вопрос?

— Только один?

— Вообще-то один из нескольких миллионов.

Я улыбаюсь и киваю.