Элизабет Нокс - Искушение винодела

— Христос напоминал меня, — ответил наконец Зас.

Собран, желая показать спокойствие и рассудительность, даже предположил, будто сходство происходит оттого, что оба — и Христос, и Зас — суть договоры. Сын Божий — договор между Богом и человеком, а Зас — между Богом и дьяволом.

— А это мысль… в некотором роде, — сказал приятно удивленный Зас. — Думаешь, будто у Бога имеется… — он на пальцах изобразил форму, — специальный слепок моего лица и лица Христа на случай, если придется заключать такой вот договор? Будто Бог забывчив или просто ленив и работает по одному образцу, как гончар?

— Если насчет сходства все правда, значит, оно — не просто так.

— Уста, целовавшие меня, говорят: «Если насчет сходства все правда», тогда как мои говорят:

«Это правда». Я, может, и ношу одно лицо на двоих, но сам-то я не подделка. Мне пора, Собран, уже почти день, и меня будет слишком хорошо видно в небе.

— А что же говорит о сходстве дьявол?

Зас посмотрел Собрану в глаза и ответил, мол, что-то винодел стал очень смел и нагл, раз спрашивает о словах дьявола.

— Люцифер говорит: не спрашивай. Люцифер говорит: уйди с глаз моих.

Отойдя на пару шагов, Зас подпрыгнул и полетел.

Его и правда было видно чересчур хорошо — еще очень долгое время. Сперва Собран видел фигуру, напоминающую гусиный клин, затем пятно: золотое с белым, не похожее ни на гусей, ни на лебедей, ни на облако, но на ангела.

Искры огня. Лучи солнца пронзают кроны деревьев.

Карета тряслась, и Аврора постучала в подвешенную к потолку колотушку, давая знак кучеру. Тот придержал лошадей и, открыв люк, заглянул внутрь экипажа заспанными, опухшими глазами. Аврора дала ему время отоспаться и разбудила только что, а потому сонное лицо привело баронессу в ярость. Как посмел этот тип дрыхнуть посреди бела дня, когда ее собственный мир рвался в клочья, будто паутина под ударами градин!

Аврора велела остановить карету и высадила каменщика, забыв поблагодарить за помощь. Тот лепетал на ходу: «Баронесса! Как же, ну как же?» — горя желанием узнать, что она такого увидела.

Когда Антуан вышел, Аврора велела ехать дальше. Откинулась на заднюю стенку кареты с мягкой обивкой.

На дороге что-то взорвалось. Сначала баронессе показалось, будто сквозь виноградные лозы она видит растекающееся пятно крови, а в нем — искры огня. Каменщик долго смотрел в том же направлении, а потом, решив, что кто-то стрелял в них, прижал баронессу к земле.

Аврора не стала сопротивляться, только развернула голову так, чтобы не потерять из виду гребень холма — хотела узнать, в кого же все-таки стреляли, если не в них… и заметила падающего лебедя. Затем просто отказалась верить глазам, которые видели просто огромного лебедя. Снова раздался треск — крылья раскрылись: бледные, словно два смотрящих друг на друга зеркала в солнечный день. То падал ангел. Он приземлился вне поля зрения Авроры. Собран двинулся к нему, лег рядом и тоже пропал из виду. Мочевой пузырь Авроры свела внезапная судорога, и она обмочилась. Каменщик что-то зашептал на ухо баронессе, но она оттолкнула его, хмыкнув. Посмотрела на Собрана: старый друг поднялся на ноги и, отойдя к перечному дереву, стал смотреть на дорогу. Затем отошел к столу, где зажег лампу — ею он поводил из стороны в сторону, будто сигналя кому-то. Сел в кресло, распустил узел на шейном платке и промокнул щеку. Кажется, он с кем-то беседовал. Да, точно, Собран разговаривал с кем-то. Даже наклонился, чтобы послушать ответ собеседника, глядя куда-то на восток — точно по линии над головой Авроры. Пиджак у него на спине порвался — баронесса видела белую выступившую пузырем рубашку. Довольно долго Собран оставался неподвижен. Глянул — коротко — вниз, встал и медленно подошел вплотную к чему-то, что лежало на земле и на что он смотрел. Нагнулся и во второй раз пропал из виду.

Аврора схватила Антуана за руку.

— Бежим! Сейчас, — сказала она.

Они побежали, согнувшись вдвое, меж рядов виноградника, потом вдоль стены у дороги. Один раз Аврора оглянулась на гребень холма, увидела дерево, стол, белый навес и пограничный камень, похожий на широкоскулого сторожевого пса, сидящего на задних лапах. Антуан с Авророй добежали до поворота, за которым в длинной дубовой аллее дожидалась хозяйку запряженная карета.

Не доезжая до шато, Аврора велела кучеру еще раз остановиться там, где дорога проходила возле реки. Покинув карету, баронесса вышла к самому берегу. Вода была непрозрачна и отражала небо с его плавным переходом цветов от розового и золотого к белому, невинная, будто младенец в колыбели. Аврора вошла в нее, желая омыть юбку, затем стала двигаться быстрее — впереди нее побежали круги, а встречные волны били в живот, в обезображенную грудь.

Тут ее схватили и силой вытащили обратно на берег. Кучер, заливаясь слезами, вернул хозяйку к карете, умоляя подумать о муже и сыне. От слуги пахло колбасой, которую он припас на завтрак и съел, пока правил каретой. Слуга усадил хозяйку в экипаж, укутал в пальто и, вернувшись на козлы, погнал лошадей дальше, к дому.

Такова была история, рассказанная кучером и облетевшая округу, почти не изменив содержания. Кучер рассказывал, что всю ночь прождал баронессу возле кареты, спрятанной в дубовой аллее за северо-восточным склоном Кло-Жодо. На рассвете баронесса вернулась, но не одна, а с каменщиком Антуаном Лоделем — его они высадили по дороге за Кло-Кальман. Баронесса велела снова остановить карету у реки, в которую бросилась без колебаний и даже не помолившись.

Лишь спустя месяц новость об этой попытке самоубийства достигла Собрана, которого от мира отрезало ужасное горе.

Собран поднял из колодца ведро воды и стал умываться. Из винодельни вышел Батист с ружьем и спросил отца: «Ты опять не спал всю ночь?» — указав носком сапога на лампу возле ног Собрана. Отец изучающе посмотрел на сына, выражение лица которого полностью копировало отцовское, разве что не несло следов вины и познания.

— Ты сам-то хорошо спал? — спросил винодел.

— Хорошо, — ответил Батист, а после недолгого размышления добавил: — Вчера ведь была та самая ночь, да?

Пришло время лгать. А солгав, Собран понял, что уже не сможет говорить правду.

— Я убил человека, — «признался» он после долгого молчания. Эту легенду он заготовил несколько лет назад, но нужды в ней до сих пор не испытывал. — Я тогда еще воевал. Это случилось в ночь перед тем, как пожар заставил нас покинуть Москву… там был австрийский пехотинец и женщина, русская женщина. Беременная… — Собран столкнул ведро в колодец. Ручка ворота бешено завращалась, и, когда внизу раздался всплеск, винодел сказал: — Я не хочу говорить об этом. Скажу только, что поступил неверно.