Элизабет Нокс - Искушение винодела

Так зачем Бог…

Леон зачеркнул слово «сохранил», написав вместо него «спас».

…мне жизнь, зная, что, даже раскаявшись и сожалея о содеянном, я предам Его? Чего ради Он спас меня столь чудесным образом? Явление ангела стало вехой, отметкой в грошовой книге моей жизни. Когда-то мне доставляло радость произносить: Да пребудет воля Твоя, да только позже благое в Божьем промысле для меня пропало. Зачем Он создал меня таким? Я же любил бедную, невинную Алину, но я и стал…

Под конец почерк Леона стал убористым и бережливым, однако места все равно не хватило, и Скомкав письмо, Собран сунул его в карман, вышел из комнаты и стал спускаться по лестнице. Одолев первый пролет, он тяжело сел на площадке — ноги не держали. Через несколько минут в коридоре показался Батист. Заметив отца, он взлетел по лестнице, опустился рядом и спросил:

— Отец, ты не заболел?

Собран притянул сына к себе и прошептал:

— Твой дядя повесился. Пойди приведи Антуана и Софи.

Подняв отца на ноги, Батист позвал Аньес. Вместе дети отвели Собрана к столу и усадили в кресло во главе стола.

— Иди уже, — махнул отец рукой сыну.

Батист выбежал из комнаты, но в коридоре задержался — решил проверить все сам и поднялся на второй этаж.

— Отец, у тебя такие холодные руки, — сказала Аньес.

— Сейчас пройдет, — ответил Собран.

Дочь разминала ему ладони и пальцы, пристально глядя в лицо. Спустился Батист. Проходя мимо двери в столовую, он обернулся — кровь совершенно отлила у него от лица.

— Иди, — повторил Собран.

Батист ушел.

Собран сидел на стуле у изножья кровати, пока женщины омывали тело Леона. Аньес, которая никогда в этом деле не участвовала, держала кувшин и полотенца. Комнату освещали свечи, а за задернутыми шторами догорал розовый закат.

Селеста отжала полотенце над тазом.

Служанка приподняла Леону голову, а Софи стала снимать шейный платок. Ткань трещала, с трудом отходя от тела: слишком глубокий след оставила веревка на шее. Софи вздохнула, дыхание ее затрепетало, будто пламя свечи, потревоженное ветром. Затем она расстегнула на теле младшего брата рубашку, и вместе со служанкой они обнажили торс Леона. Настала очередь Селесты.

Со своего места Собран заметил на шее у Леона не только следы от веревки, но и синяки, походившие на грязный ворот. Точно такие же Собран видел на шее брата в то далекое утро, когда Леон одевался у очага на кухне в старом доме. В утро, когда нашли убитой Женевьеву Лизе. И вовсе не немытость брата поразила тогда Собрана, как он теперь понимал, а понимание, что Леона кто-то душил. Тогда старший брат синякам значения не придал.

Женщины по очереди омыли тело Леона под мышками, затем сняли с него штаны и перевернули на живот, чтобы отмыть ягодицы и промежность от испражнений.

Аньес плакала. Слезы скатывались по лицу и падали с подбородка в таз, смешиваясь с чистой водой.

Священник в Алузе отказался хоронить Леона на кладбище при церкви, полагаясь на Собрана больше, чем на кого бы то ни было, и надеясь, что он не окажется ханжой, не станет нарушать законов святой церкви. Это попросту неверно, когда спасенные станут ждать второго пришествия бок о бок с непрощенными.

Исключений быть не должно.

Софи, плача, просила священника смилостивиться. Селеста же отступила от святого отца, подняв подол юбки, как если бы обходила лужу грязи или кучки навоза, затем, сложив руки, посмотрела сквозь священника, сквозь выбеленную стену ризницы и дальше — как будто бы даже через маленькое поле памятников. Святой отец поразился этому взгляду, не ведая, что таким образом Селеста уходила от споров.

— Святой отец, Леон четыре года провел с монахами, всю жизнь ходил в церковь — именно в эту церковь, больше тридцати лет, — сказал Антуан.

Священник кивнул, понимая. К тому же семья Жодо подарила новую статую святой Варвары, стоявшую сейчас у алтаря. И тем не менее…

— Это невозможно, — отказал святой отец. — Мне жаль, но больше доводов я не стану слушать.

— Старый отец Леси нашел бы способ обойти правила, — Собран повел руками, словно захватывая что-то в кольцо, а потом разомкнул круг, будто выпустив кого-то на волю.

— Не в этом случае. У нас много места для некрещеных младенцев внутри стен церкви, вам следует довольствоваться этим… — Через окно святой отец указал на участок земли за сломанной каменной стеной позади церкви, — Гроб вашего брата можно зарыть под покойницкой, и я буду молиться за душу Леона. В честь вашей семьи, мсье Жодо, мы будем звонить в колокола, но… ваш брат должен быть похоронен за пределами кладбища при церкви.

Если это последнее слово святого отца, сказал Собран, то после похорон Леона он ни живым, ни мертвым не пересечет более порога церкви. Сказав так, Собран надел шляпу и вышел из ризницы. С покрытой головой он прошагал через все святилище к дверям, а там — наружу, на солнце.

— Если не похороните Леона на кладбище, сюда больше не придет не только Собран, — заявил Антуан и, взяв Софи с Селестой под руки, развернулся и последовал за шурином.

Леона похоронили в сухой могиле среди ежевики, подле трех других деревянных надгробий за церковной стеной.

Три дня спустя объявились Собран, Батист, Мартин и Антуан и стали ломать стену. Сыновья Антуана подвезли на телеге камни. До полудня мужчины перестраивали церковную стену, начиная от задних ее углов. К Собрану присоединились друзья из деревни. Все работали в одних рубашках и сильно потели.

Софи, Селеста и ее старшие дочери принесли обед: хлеб, сыр, лук, колбасу и молодое «Жодо-Кальман». Пока мужчины отдыхали, из церкви вышел священник — в третий раз он попытался отговорить смутьянов. Страшно ругался… Антуан предложил святому отцу выпить.

В час дня работа возобновилась, и к закату новая стена была готова. Теперь граница между могилами отпетых и неотпетых проходила только там, где на кладбище повышался уровень земли, подобно тому, как повышается уровень воды в ванне, когда в нее погружается тело, — там тела мертвых веками, поколение за поколением вытесняли почву. Холмик, под которым покоилось тело Леона, окружала насыпь, оставшаяся, когда мужчины выпалывали ежевику.

При гаснущем свете они сняли плотные рукавицы, сложили инструменты в телегу Антуана, умылись в поилке для лошадей у покойницкой и, надев куртки и шляпы и пожав друг другу руки, разошлись по домам.

Собран, заметив на дороге Поля де Вальде, выпрямился, оторвался от дела — он показывал работнику, как правильно подрезать лозу, — и помахал рукой Полю. Тот подъехал к винограднику, спешился. Один из работников тут же поставил наземь корзину для сбора урожая и подхватил поводья лошади. Обнажив голову, молодой граф приветствовал своего винодела с некоторым трепетом во взгляде.