Мэг Кэбот - Мир теней

И я не испытывала никакого желания переступать его порог.

Соглашаясь переехать с мамой в Калифорнию, я знала, что меня ждет множество перемен. Артишоки вдоль дороги, лимонные рощи, океан… на самом деле, это все мелочи. Главное – мне теперь приходилось делить мамино внимание с другими людьми. Последние десять лет, с тех пор, как умер мой отец, мы жили вдвоем. И, должна признаться, мне, вроде как, нравилось такое положение вещей. В действительности, если бы Энди не сделал мамочку невероятно счастливой, – а это было видно невооруженным взглядом, – я бы уперлась руками и ногами и изо всех сил воспротивилась бы всей этой затее с переездом.

Но достаточно взглянуть на них, когда они вместе, – Энди и мамуля, – чтобы в ту же секунду стало понятно, что эти двое без ума друг от друга. И какой бы я была дочерью, если бы воспротивилась этому? Поэтому я смирилась с Энди, смирилась с тремя его сыновьями и смирилась с тем, что мне придется покинуть все, что я знала и любила в своей жизни – лучшую подругу, бабушку, рогалики, Сохо [7] Сохо (англ. SoHo) – район г. Нью-Йорка, примерно 20 кварталов в Южном Манхэттене между Хаустон-стрит на севере, Канал-стрит на юге, Бродвеем на востоке и Западным Бродвеем на западе. Здесь бывшие промышленные склады превращены в жилые дома и студии художников. Район некогда носил название «Сотня акров ада» из-за постоянных пожаров. Ныне это рай для туристов, устремляющихся сюда, чтобы побывать в многочисленных художественных лавках и галереях. Фасады домов украшены орнаментами из кремниево-углеродистого сплава, создающего эффект чугунного литья. Название произошло от фразы «SOuth of HOuston» = (район) к югу от (улицы) Хаустон. , – чтобы подарить мамочке то счастье, которого она заслуживала.

Но я как-то не подумала, что мне впервые в жизни придется жить в доме .

И не просто в доме, а, как с гордостью сообщил Энди, доставая мои сумки из машины и вручая их сыновьям, в построенном в тысяча восемьсот сорок девятом году и полностью реконструированном здании. В девятнадцатом веке здесь располагался пансион, и, по всей видимости, у него была не самая лучшая репутация. Иногда в передней гостиной из-за карт или женщин вспыхивали споры, которые заканчивались перестрелками. В стенах до сих пор виднелись дырки от пуль. Вообще-то Энди даже украсил одну из них рамкой, вместо того, чтобы заделать. Это немного ненормально, смущенно признался он, но ведь так интереснее. Энди готов был поспорить, что мы живем в единственном доме на холмах Кармела, в стенах которого есть дыра от пули, появившаяся в девятнадцатом веке.

Ха! Я в этом и не сомневалась.

Мама продолжала поглядывать на меня, пока мы поднимались на крыльцо по высокой лестнице. Она явно переживала, каким будет мое мнение. На самом деле, я была немного раздражена тем, что мамуля меня не предупредила. Хотя и понимала, почему она так поступила. Если бы она рассказала, что купила дом, которому больше ста лет, я бы никогда сюда не переехала. Я бы осталась с бабушкой до тех пор, пока не настало бы время уезжать в колледж.

Потому что мамуля права: мне не нравятся старые здания.

Хотя я и понимала, что именно это старое здание очень даже ничего. Стоя на крыльце, можно было разглядеть внизу весь Кармел: городок, долину, пляж, океан. От открывающегося вида просто дух захватывало. Многие заплатили бы миллионы – и, судя по роскошной отделке соседних домов, таки заплатили – за такой вид, так что мне совершенно не на что было жаловаться.

И все же, когда мамуля предложила: «Пойдем, Сьюз. Я покажу твою комнату», - я не смогла сдержать легкой дрожи.

Внутри дом был таким же красивым, как и снаружи. Я узнала мамины вещички – одни сверкали полировкой, другие радовали глаз желто-голубой расцветкой, – и мне стало немного легче. Тут был буфет, который мы с мамой купили во время одной из поездок в Вермонт на выходных. На стенах гостиной висели мои детские фотографии вперемешку со снимками Сони, Балбеса и Дока. В кабинете во встроенном шкафу я заметила мамины книги. Повсюду попадались ее растения, за перевозку которых она заплатила бешеные деньги, не сумев с ними расстаться. Они стояли в деревянных кадках, висели в кашпо на окнах с витражными стеклами, были расставлены на перилах в конце лестницы.

Но тут же находились вещи, которых я не узнавала: блестящий белый компьютер возвышался на столе, за которым мама выписывала чеки для оплаты счетов; широкоэкранный телевизор с тянущимися к нему от какой-то видео-приставки проводами смотрелся нелепо на камине в кабинете; возле двери в гараж стояли прислоненные к стене доски для серфинга; огромный слюнявый пес подбежал ко мне и, похоже, решив, что у меня в карманах припрятано что-то вкусненькое, полез туда своим большим влажным носом.

Все это выглядело как-то чужеродно, как будто все эти мужские вещи бесцеремонно вторглись в жизнь, которую мы с мамой создавали для себя. К этому мне еще предстояло привыкнуть.

Моя комната располагалась на втором этаже, прямо над козырьком крыльца. Всю дорогу из аэропорта мама, нервничая, снова и снова рассказывала о банкетке, которую Энди сделал в эркере. Из окна открывался тот же вид, что и с крыльца: широкий обзор всего полуострова. С их стороны, и правда, было очень мило отдать мне такую хорошую комнату – с лучшим видом во всем доме.

Нижнюю половину стен спальни Энди обшил деревянными панелями с замысловатым белым узором, а верхнюю отделал кремовыми обоями в голубых незабудках. Ими же он обклеил мою собственную отдельную ванную. А еще мама с Энди купили новую кровать – на четырех столбиках с кружевным пологом, которую мама всегда мечтала мне приобрести, но никак не могла себе позволить. И когда я поняла, сколько усилий они приложили, чтобы я – ну, или, по крайней мере, некая вымышленная, чересчур женственная девчонка… не я , потому что у меня никогда не возникало необходимости в туалетном столике со стеклянной столешницей и телефоне как у принцессы, – чувствовала себя в этой комнате как дома… Вот тут мне стало очень стыдно по поводу моего поведения в машине. Правда. Обходя спальню и рассматривая все вокруг, я сказала себе: «Ну ладно, тут не так уж и плохо. Пока что все чисто. Может, все и обойдется. Может, в этом доме никто не был несчастлив. Может, все эти застреленные в доме люди заслужили такую смерть»…

И тут я повернулась к эркеру и увидела, что на банкетке, которую с такой любовью мастерил для меня Энди, уже кто-то сидит.

Кто-то, не имеющий отношения ни ко мне, ни к Соне, Балбесу или Доку.

Я обернулась к Энди, чтобы понять, заметил ли тот незваного гостя. Энди ничего не заметил, хотя незнакомец сидел прямо здесь, перед его носом.

Мама тоже его не видела. Зато она увидела выражение моего лица. Думаю, оно было не самым веселым, поскольку она тоже перестала улыбаться и, горестно вздохнув, простонала: