Элли Каунди - Воссоединенные

В последний раз я пытался рассказывать что-либо Лей, и получилось не очень. Для нее я желал бы сделать все в лучшем свете. Но сейчас я попытаюсь снова, потому что Окер просит меня сделать это, и я думаю, это именно он найдет лекарство. Я стараюсь сдержать улыбку. Это произойдет .

И это сделаем мы.

— Это история о девочке по имени Ксанта, — начинаю я. — Однажды она решила, что не хочет есть свою собственную пищу. И когда доставили еду, она схватила овсянку отца и съела ее вместо своей. Но она была слишком горячая, и Ксанта весь день чувствовала себя больной, ее лихорадило. На следующий день она украла овсянку матери, но еда была слишком холодной, и Ксанта дрожала от холода. На третий день она съела свою собственную овсянку, и та оказалась такой, как надо. Девочка чувствовала себя хорошо. — Я останавливаюсь. Дурацкая, в общем-то, история, предназначенная для того, чтобы напомнить детям Общества, что они должны поступать так, как им велят. — Она продолжается в том же духе, — рассказываю я. — Девочка три раза поступает ненадлежащим образом, пока не осознает, что только Общество знает, что хорошо для нее.

К моему удивлению, Окер кивает. — Достаточно, — говорит он. — Ты забыл только ту часть, где говорится о ее волосах.

— Точно, — вспоминаю я. — Они были золотистые. Именно так переводится имя «Ксанта».

— В любом случае, это не имеет значения, — замечает Окер. — Важной является та идея, что что-то может быть слишком горячим, слишком холодным и в самый раз. Запомни, именно таким методом действует вирус. Думаю, он использует что-то наподобие стратегии Ксанты. Вирус не хочет, чтобы его мишени заканчивались слишком быстро. Он убивает организм, который заражает, но не может убить слишком быстро. Он должен иметь возможность вовремя перейти в другой организм.

— Значит, если вирус убивает все слишком быстро, — говорю я, — это слишком горячо.

— И если не перемещается в другой организм достаточно быстро, он умирает, — подхватывает Окер. — Слишком холодно.

— Но придерживаясь середины, он попадает в точку.

Окер кивает. — Эта мутация, — говорит он, — оказалась тем, что надо. И Общество с Восстанием, их действия, не являлись главной причиной. Да, они поспособствовали некоторым условиям. Но вирус мутировал сам по себе, как и другие вирусы до него. Чума периодически появляется на протяжении всей истории человечества, и этому не будет конца.

— Значит, мы никогда не будем по-настоящему в безопасности, — говорю я.

— О нет, мой мальчик, — уже мягче произносит Окер. — Можно назвать величайшим триумфом Общества то, что многие из нас когда-то поверили, что находятся в безопасности.

Я должна пойти проведать Кая.

Я должна остаться здесь и работать над лекарством.

Когда я позволяю себе думать, то разрываюсь между двумя местами и теряюсь, погружаюсь в тревогу, ничего не достигая и никому не помогая. Так что я не буду думать , только не об этом. Я думаю о растениях и лекарствах и числах, я сортирую данные, пытаясь найти что-то, что вернет неподвижных в сознание.

Сравнивать списки не так просто, как кажется. Они включают не только названия продуктов, которые употребляли жители деревни и фермеры, но и частоту, с которой они расходовались; вид земли на которой выращивались растения или животные, и множество другой информации, которую нужно принимать во внимание. Просто потому, что что-то часто употреблялось, не означает, что оно обеспечивает иммунитет, тем более, что-то съеденное лишь однажды.

Люди входят и выходят — врачи изучают пациентов и возвращаются с докладами, Окер и Ксандер делают свою работу, сортировщики уходят на перерыв, Лейна заглядывает с проверкой.

Я уже привыкла к этой суете и перестала поднимать голову, когда слышу стук деревянной двери; я едва замечаю, когда внутрь проскальзывает горный ветерок и ворошит мои волосы.

***

Женский голос нарушает мою сосредоточенность. — Мы тут подумали о некоторых данных, — начинает она. — Я хочу убедиться, что мы включили их все в наш список.

— Конечно, — говорит Ребекка.

Что-то в голосе женщины кажется знакомым. Я поднимаю глаза.

Она выглядит старше, чем звук ее голоса, волосы совсем седые и заплетены в сложные косы, уложенные высоко на голове. У нее обветренная кожа и плавные движения рук, в которых она сжимает клочок бумаги со списком.

— Анна, — произношу я вслух.

Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня. — Мы знакомы? — спрашивает она.

— Нет, — говорю я. — Извините. Просто я видела вашу деревню, и я знаю Хантера и Элая. — Я так хочу увидеть Элая. Но, поскольку я навещаю Кая и работаю над лекарством, у меня совсем нет времени, чтобы пойти поискать новое поселение фермеров, хотя и знаю, что оно недалеко от главной деревни. Меня охватывает чувство вины, хотя я не знаю, позволят ли мне Лейна и другие уйти, даже если я попрошу. Я нахожусь здесь, чтобы работать над лекарством.

— Ты должно быть Кассия, — говорит Анна. — Элай постоянно говорит о тебе.

— Да, это я. Скажите Элаю, что Кай тоже здесь. — Рассказывал Элай Анне о Кае? Из-за проблеска узнавания в глазах Анны, я думаю, что рассказывал. — Вот только Кай один из пациентов.

— Мне очень жаль, — говорит Анна.

Я стискиваю края грубо обтесанного стола, напоминая себе не думать слишком много о Кае, или я сломаюсь, и это будет вовсе не хорошо для него. — Хантер и Элай — они в порядке?

— Да.

— Я хотела прийти к ним... — начинаю я.

— Все нормально, — говорит Анна. — Я понимаю.

Ребекка чуть передвигается, и Анна понимает намек. Она улыбается мне. — Когда я закончу, я скажу Элаю, что ты здесь. Он захочет тебя увидеть. И Хантер тоже.

— Спасибо, — говорю я, все еще не веря, что встретила ее. Это же Анна , женщина, о которой я слышала от Хантера, и труды которой я видела в пещере. Когда она начинает зачитывать свой ​​список, я не могу подстроиться под звуки ее голоса.

— Ночная лилия, — говорит она Ребекке. — Цветки амариллиса, но только в небольших количествах, они токсичны. Также по сезону мы использовали шалфей, собирали эфедру для чая…

Слова красивы, как песня. И я осознаю, почему мне знаком голос Анны. Он немного похож на голос моей матери. Я подтягиваю к себе бумажку и записываю названия, которые произносит Анна. Мама, наверное, уже знает некоторые из них, и она будет рада узнать и другие. Я спою их ей, когда принесу лекарство.

***

— А сейчас отдохни немного. — Ребекка вкладывает в мою руку завернутый в тряпицу кусок лепешки. Хлеб теплый, и от его запаха мой живот начинает урчать. Они здесь сами себе готовят еду. Как же это выглядит? Вот бы у меня было время, чтобы научиться и этому тоже. — И вот это, — добавляет она, протягивая мне фляжку с водой. — Поешь, пока будешь навещать его.