Элли Каунди - Воссоединенные

В Центре должны быть специальные сортировщики для этой процедуры. Но они используют не их, они используют нас. Интересно, почему. Я думаю о тех критериях, благодаря которым, как сказали рабочие Питомника, я отлично подхожу для этой работы.

Может, Общество руководствовалось теми же самыми критериями? Я быстра, я хороша в сортировке и я… забуду? Что это значит?

— Смогут ли они отследить, что это я внесла изменения? — спросила я людей из Питомника.

— Нет, — ответила женщина. — Мы проникли в протоколы Обручения и можем перенаправить твои выборки таким образом, что неверный идентификационный номер заменит твой. Если кто-то решит заняться расследованием, все будет выглядеть так, будто тебя там никогда не было.

— Но моя наставница узнает меня, — протестую я.

— Твоя наставница не будет присутствовать на этой сортировке, — говорит мне мужчина.

— А чиновники…

Женщина прерывает меня. — Чиновники не вспомнят имен или лиц, — говорит она. — Вы для них просто машины. Если мы заменим твой идентификационный код и фотографию на поддельные, они не смогут вспомнить, кто действительно был там.

Вот тогда я поняла, почему Общество не доверяет технике. Ее легко можно подменить и подтасовать данные. Как и людей, которым Общество тоже не доверяет.

— Но другие сортировщики…

— Поверь нам, — сказал мужчина. — Они не вспомнят.

Наконец, мы закончили работу.

Я отрываю взгляд от экрана. В первый раз мои глаза встречаются с глазами других людей, которые работали над этой сортировкой. Я нервничаю. Мужчина и женщина из Питомника ошибались. Сегодня все по-другому, необычно для всех сортировщиков в этом зале. Несмотря ни на что, я запомню других работников — эту девочку с веснушками, этого мужчину с уставшими глазами. И они запомнят меня.

Я чуть не попадаюсь.

— Пожалуйста, — произносит один из чиновников в центре зала, — извлеките красные таблетки из контейнеров. Не принимайте таблетку, пока мы не подойдем и не проконтролируем.

Зал синхронно вздыхает, но повинуется. Я кладу таблетку себе на ладонь. Годами я внимала слухам о красной таблетке. Но никогда не предполагала, что должна буду принять ее. Что случится, если я это сделаю?

Чиновник останавливается передо мной. Я колеблюсь, внутри нарастает паника.

— Давай, — говорит он, и я кладу таблетку в рот, а он наблюдает за тем, как я глотаю.

***

Во рту ощущается слабый привкус слез, я еду в аэропоезде без всякого понятия, как я здесь оказалась или что сегодня случилось.

Что-то не так, но я знаю, что мне нужно к дедушке. Я должна найти его. Это все, о чем я могу думать. О дедушке. Все ли ним в порядке?

— Где ты была? — спрашивает он, когда я прихожу.

— Работала, — я говорю это, потому что приехала с той стороны. Но я не могу сосредоточиться. Я не уверена, что именно случилось. Хотя, здесь я чувствую себя хорошо. Снаружи так красиво.

Это редкий момент весны, когда и почки на деревьях и цветы на земле красные. Воздух прохладный и в то же время теплый. Дедушка смотрит на меня ясным и решительным взглядом.

— Ты помнишь, что я сказал тебе однажды о зеленой таблетке? — спрашивает он.

— Да. Ты сказал, что я достаточно сильная, чтобы обходиться без нее.

— Зеленый сквер, зеленая таблетка, — говорит он, цитируя себя. — Зеленые глаза зеленой девочки.

— Я навсегда запомню тот день.

— Но этот день тебе вспомнить нелегко, — взгляд дедушки наполнен пониманием и сочувствием.

— Да, но почему?

Дедушка не отвечает, во всяком случае, прямо. — Была отличная фраза для по-настоящему незабываемого дня, — говорит он вместо этого. — Красный день календаря. Помнишь?

— Не уверена, — я сжимаю голову руками. В мыслях туман и полный разброд. Лицо дедушки выражает грусть и одновременно решительность. Во мне тоже начинает крепнуть решительность.

Я поворачиваюсь к красным почкам и цветам. — Или, — меня словно молнией пронзает мысль, — можно назвать это Днем красного сада.

— Да, — кивает дедушка. — День красного сада. День памяти.

Он наклоняется ближе. — Тебе будет сложно вспомнить. Даже память об этих минутах потускнеет со временем. Но ты сильная. Я знаю, ты вспомнишь все.

***

И я вспоминаю. Благодаря дедушке. Он крепко привязал день красного сада, подобно флагу, к моей памяти, так же, как мы с Каем привязывали полоски красной ткани, чтобы отметить препятствия на Холме.

Дедушка не мог вернуть мне все воспоминания, потому что я так и не рассказала ему, что я сделала, но он смог вернуть мне некоторую часть, помог узнать, что я потеряла. Дал подсказку. День красного сада . Я могу выстроить оставшиеся воспоминания по камешкам, которые приведут меня на другую от забвения сторону, помогут отыскать воспоминания на другом берегу реки памяти.

Дедушка верил в меня, и он предполагал, что я могу восстать. Я так и делала, сначала в мелочах, несмотря на то, что верила в Общество. Я думаю о том, как сделала игру для Брэма на его скрайбе, когда мы были маленькими. Как я рассердилась, когда проглотила тот кусочек пирога на банкете. Как Ксандер и я не рассказали чиновникам о том, что он потерял в бассейне свой контейнер с таблетками. Как мы нарушили правила из-за Эм, когда дали ей зеленую таблетку.

После того, что я узнала, я думаю, что ко мне в тот раз обратились повстанцы. Они угрожали дедушке, и я выполнила их просьбу. Я добавила людей в базу данных Обручения. Тогда я не знала, кем были эти люди. Я и предположить не могла, что они были Отклоненными.

И Восстание, и Общество использовали меня, потому что знали, что я все забуду.

Общество знало, что я забуду, что сортировала данные для банкета Обручения, и Восстание знало, что я не смогу предать их, если не вспомню, что я сделала. Лоцман даже упомянул об этом, когда вез нас в Эндстоун. — Ты помогала нам раньше, — сказал он, — хотя и не помнишь этого.

Но сейчас я вспоминаю.

Почему повстанцы заставили меня добавить Отклоненных в базу данных? Надеялись ли они, что это сработает как Реклассификация? Или они просто пытались подорвать власть Общества?

И почему Общество использовало меня и других сортировщиков в тот день? Неужели сортировщики из Центра уже тогда начали заболевать чумой?

Следом по цепочке всплывает другое воспоминание.

Я обручала и в другое время, в Центре.

Вот что случилось в тот день, когда я нашла записку в рукаве, где написала одно слово — помни .

У Общества начались проблемы из-за чумы. Они не могли понять, что делать с людьми, впадавшими в кому. Как долго Общество использовало людей, чтобы сортировать для банкетов, и давало нам красные таблетки, чтобы мы забыли поспешность, неорганизованность их действий?