Ульяна Соболева - Изгой

Глаза Палача вспыхнули, а зрачки превратились в тонкие полоски.

— Достаточно. Твоего слова, Мстислав, вполне достаточно.

Асмодей подозвал официанта и что то шепнул ему на ухо, а потом его длинный язык обвел мочку парнишки и скользнул вовнутрь. Изгой отвел глаза. Асмодей всеяден. Для него не имел значения пол его человеческих жертв и мимолетных любовников.

Когда официант отошел от столика Асмодей наклонился чуть вперед и поставил на скатерть маленький пузырек.

— Вот это подсыплешь девчонке Мокану, их маленькой ведьме. Каждый день по–немногу.

Изгой накрыл пузырек рукой и подвинул обратно к Асмодею.

— Я не буду этого делать.

Асмодей улыбнулся хищно, плотоядно, раздвоенный язык скользнул по губам. Казалось, его забавлял этот разговор. Он поправил волосы за ухо, снял очки. И очень тихо и вкрадчиво сказал:

— Ты будешь делать то, что я тебе прикажу. Или ты забыл кто я для тебя? Забыл о нашей сделке?

Изгой невозмутимо откинулся на спинку кресла и отпил виски.

— Не забыл. Только приговор можно вынести зрелым бессмертным достигшим совершеннолетия. То есть, способным нарушать наши законы и быть наказанными по всей строгости. Совершеннолетия рожденный вампир достигает лишь в шестнадцать лет. А девчонке шесть, если я не ошибаюсь. Приходи ко мне с этим заданием через десять лет, и я его выполню. Я не воюю с детьми. Если об этом узнает Верховный Суд …

Асмодей прищурил глаза, и его зрачки загорелись изнутри как маленькие факелы.

— Верховный Суд узнает об этом, если им сообщат.

— Ну, я как верный исполнитель их воли, просто обязан доложить о столь серьезном нарушении.

Изгой невозмутимо отпил виски и откинулся на спинку кресла.

— Ты ведешь со мной странную игру, Изгой и мне это не нравится.

По лицу Асмодея пробежали тонкие змейки черных вен, словно кожа покрылась паутиной. Изгой смело посмотрел демону в глаза и спокойно ответил:

— А мне не нравится, что ты забываешь — я не детоубийца, а Палач. Я не один из твоих псов, которым ты поручаешь свои грязные делишки. Я — воин, я — солдат и выполняю приказ об уничтожении врага. Ребенок не может быть моим врагом. Поручи это кому то другому. А я выполню свою часть задания. Я просто не буду тебе мешать. Тебе ведь нужна информация. За ней ты посылаешь меня туда. Ты хотел доказательства, что Черные львы скрывают от Повелителя некую тайну? Тебе нужно убрать Николаса и Марианну Мокану? Этим я и займусь. Все остальное пусть выполняют твои слуги.

— Ты тоже мой слуга, — прошипел Асмодей, и на секунду его лицо изменилось, превратилось в страшную маску, с оскаленным ртом и мертвыми глазницами. Появился запах разлагающихся тел.

— Нет, я контрактник и срок моего контракта подходит к концу. Кстати ты все еще не выполнил своего обещания.

Лицо Асмодея оживилось, он вдруг мило улыбнулся.

— Ну почему ты решил, что я не выполнил. Я многое разузнал для тебя Изгой. Я всегда забочусь о своих воинах. Я хотел повременить с этим, но я расскажу тебе сейчас.

Асмодей наклонился к Изгою снова. Теперь в его глазах, снова ставших человеческими, появилось участие, понимание, жалость. Изгою этот взгляд не понравился. Он слишком хорошо знал Асмодея. Демон сейчас больно его ударит. Очень больно. Вот почему он такой участливый — у него есть своя бомба для Изгоя, и приготовил он ее очень давно, берег для подходящего момента и этот момент настал. Сегодня. Сейчас.

— Только поклянись мне, что все, что ты услышишь, не изменит твоего поведения, и ты выполнишь задание так, как я этого хочу. Своевольничать не станешь.

Изгой нахмурился. Хитрая лиса, он хочет гарантий, черт с ним, он их получит.

— Клянусь. Рассказывай.

Удар был все равно неожиданным и болезненным, особенно тон и слова, которыми демон говорил о том, что являлось всем смыслом существования воина смерти, смыслом его жертвы Асмодею.

— Твою сестру убил Николас Мокану. Она стала его любовницей и рабыней. Он держал ее в плену несколько месяцев, от его издевательств она перестала разговаривать, а может он отрезал ей язык, но все говорят, что Анна была немая. Когда она ему надоела или мешала сбежать и стала обузой — Мокану зверски изнасиловал ее, потом зарезал и закопал в лесу у дороги.

Бокал с виски треснул в пальцах Изгоя, и жидкость темным пятном залила белоснежную скатерть. Восцарилось молчание.

— Вот почему я сразу не сказал тебе. Я не мог. У меня тоже есть свои обязательства перед повелителем, а я не знал сможешь ли ты держать себя в руках. Ведь это так больно узнать что твою любимую сестру трахали как последнюю шлюшку, а потом зарезали как свинью на бойне. От уха до уха.

Изгой прищурился, на скулах играли желваки. Сейчас ему больше всего хотелось убить Асмодея. За его показную жалость и за то что не потрудился подобрать нужные слова, а резал по живому испытывая удовольствие от каждого произнесенного слова, смакуя его и явно представляя себе все о чем сейчас говорил.

— Ты все еще хочешь пожалеть его отродье?

Изгой молчал долго. Его лицо приобрело пепельно–серый оттенок.

— Где он ее закопал?

— Я потом покажу тебе, обещаю, после того как ты выполнишь задание. Ну, так что скажешь, Изгой? Все еще будешь говорить мне о законах? Или …

Мстислав сжал в пальцах осколок от бокала, черная кровь капнула на стол и стекла на мраморный пол.

— Она — ребенок. Я — не детоубийца. Но я не стану мешать. Пусть кто то другой подсыплет яд, а я просто прослежу, чтобы у него это получилось. А когда все закончится — ты отдашь мне Мокану. Мне не нужна свобода. Мне нужна эта тварь.

Асмодей усмехнулся, криво, разочарованно. Он явно ожидал иной реакции.

— Хорошо. Пусть так. Этот вариант мне тоже подходит. Тот кто это сделает вместо тебя выйдет с тобой на связь. Я потом пришлю тебе ваш кодовый знак. Заключай сделку с Черными Львами. Игра начинается. Надеюсь я не сильно тебя ранил? Мне очень жаль!

Изгой посмотрел на демона черными как оникс глазами.

— Я похож на того, кто вызывает жалость? Пожалей Мокану, если так хочется кого то жалеть. С этого момента его часики начали тикать. Похоже, для него я сделаю исключение — я буду его персональным инквизитором.

Изгой не вернулся домой. Он провел весь вечер вдали от города и от дома. Только когда он переступил порог своей темной комнаты, он снова стал прежним Изгоем — отрешенным, бесчувственным и жестоким. С Николасом Мокану он вышел на связь ровно в полночь. Договорился о встрече. А после разговора, закрыл глаза и погрузился в воспоминания, позволил боли вернуться, чтобы ожесточится еще больше. Он впустил в свое сердце память, а с ней и страдание. Впервые за пятьсот лет Изгой плакал. Молча, с закрытыми глазами, не утирая кровавых слез. В своих мыслях он вернулся назад. Туда, где был человеком, туда, куда не позволял себе возвращаться долгие столетия. Вернулся, чтобы попрощаться и поклясться отомстить.