Диэр Кусуриури - Край Ветров: некроманс

Камориль сидел на металлической лавочке возле такого же металлического столика, что был впаян в поддерживающие шиферную крышу столбы. Так, некромант мог наблюдать за Мйаром, который, в свою очередь, вглядывался в пустынную морскую гладь, опершись об один из столбов плечом.

Ветер трепал темно-красные пряди, спутывающиеся в толстые тяжелые жгуты. Точно, сыро же. Оттого и цвет так темен, а пряди тяжелы.

Эль-Марко с Николой опаздывали. Они обещали быть минут через двадцать, и Камориль предпочел им верить.

И правда, куда они денутся.

Некромант вздохнул. Он понимал, что не должен, как бы, печалиться о чужой судьбе — но как-то не получалось в этот раз. Чужое горе обычаем его не трогало. А тут… Да и Мйар, вроде бы, не горевал совсем. Пока они сюда добирались, Камориль все же задал вопросы, уточняющие самую суть. Вопросы о том, откуда взялся Драконий Бог, а так же зачем и почему Мйар убил Варамиру.

И Мйар ответил, что в Мертварь его обратила сила, вышедшая из-под контроля. Силу же заставила кипеть и неистовствовать ярость, смертельная, разрушительная. Ярость, порожденная чудовищным по сути совей предательством — как это ему тогда показалось.

Мйар был молод. Нет, он был крайне юн и доподлинно несмышлен, хоть и проницателен, и начитан. Ему было всего четыре года, — но это были его, особенные четыре года. Здоровая психика тоже здесь близко не ночевала. И вот, всемогущий ребенок в теле взрослого мужчины… Душа исключительного чародея прошлого, выражающаяся через искусственно взращенный интеллект. И чувства — человеческие, естественные, сильные. Неконтролируемые.

Или же, наоборот — контролируемые слишком легко. Ежели умеючи к ним подойти. И этот его друг — светловолосый, красивый, умный… Этот его последний пророк и, неожиданно, судьбоплет — взял и перевязал нити Мйаровой судьбы. Уничтожил связь Мйара и Варамиры. Перевязал ее на себя. И стала она его предназначением, а не Мйара.

И этот удар судьбы Мйар принял на удивление стойко. Да, он ее любил. Как мать, как женщину, — одна беда, любил и всё тут. Любил, как мог и как умел. Хоть не умел и не мог, строго говоря.

Мйар говорит, что Даньслав тогда смотрел ему прямо в глаза, терзая взглядом своим ледяным самую душу, и говорил, мол, что у каждого есть предназначение. А у тех, кто избран, кто сильнее толпы и лучше, предназначение страшнее, опасней и выше. И что Мйар должен следовать своему пути, иначе жизнь его окажется пустой и бессмысленной. Что путь его лежит на далекий Север, не к женщине, не к любви, но к самой судьбе.

И Мйар бежал. Он не шел навстречу своей судьбе — а правда несся, стремился, убегал от того, что ему было не суждено познать. И клятвы старые он сдержал, и смерть обходила его стороной. Нашел кедр. Впитал суть. Встретил северную колдунью. Прочитал «Тишину» и свершил свою «месть», омыв кровью врага свои чистые детские сны.

А когда Мйар вернулся и разыскал город у моря, желая найти своего первого (и единственного) друга, то нашел древнего старика, высохшего, слабого, похожего на тень себя прошлого. Даньслав Заболотницкий был размещен в одиночной палате в военном госпитале. Когда Мйар пришел к нему, Даньслав был в сознании, но под капельницей.

С того момента, как они расстались, прошло четыре года. За четыре года здоровый человек не мог так постареть. И, тем не менее, судьбоплет был выжат, как лимон. Официальный диагноз был таков: «прогерия взрослых», то есть — преждевременное старение, со всеми его «дарами» — сединой, катарактой и склерозом.

Даньслав сказал Мйару, что такова была цена «любви». Мол, это не болезнь, — раз с ней не могут справиться самые талантливые из целителей, но — судьба. Женщина, которую они оба любили, оказалась «судьбоедом» — странным и страшным воплощением колдовства, существом, которое, кроме всего прочего, выпивает жизненные силы тех, с кем рядом находится. «Судьбоед» перетягивал на себя людскую удачу и все то хорошее, что было человеку предназначено. А так как Даньслав еще и «завязал» ее на себя, то ему досталось по полной. Он отдал ей себя самого целиком, без остатка. И если бы он этого не сделал, такая же участь ожидала бы Мйара.

Мйар не выпускал из рук ладони Белого Когтя до тех пор, пока сердце старика билось. Умер Даньслав спокойно и тихо.

Камориль, слушавший эту историю, мог только представить себе, какие чувства переполняли Мйара тогда. Он, наверное, ненавидел Даньслава яростно. И не мог не понимать, что судьбоплет избавил его самого от скорой смерти, беспощадной и неотвратимой. Каково было ему осознавать, что женщина, которую он любил, «выпила» его друга, его названного отца до дна? Женщина, бывшая ему названной матерью, пускай и его чувства к ней были не самыми правильными.

И тогда Мйар допустил ошибку. Он не смог перебороть себя и избавиться от желания увидеться с ней снова. Он хотел поглядеть на нее в последний раз прежде, чем уйти навсегда. Куда угодно. Хоть бы опять на север.

И они встретились, и она не выглядели ни расстроенной, ни подавленной. Эта женщина очень любила жизнь. Пускай и жила «взаймы». Мйар сказал ей, что сделал все, что должен был. И спросил, правда ли то, что Даньслав умер из-за нее. Варамира ему ничего не ответила. Она тогда скинула наземь красный струящийся шелк, подошла к Мйару близко-близко и, прижавшись к нему жарким молодым телом, поцеловала.

Она обещала ему всю свою страсть и огонь свой. Она обещала быть с ним, как он того хотел. Навсегда, до конца времен.

Но Мйар не смог этого вынести.

Все это было слишком.

Сила Варамиры, доселе спасавшая ее от всех житейских невзгод, отводящая от нее пули, дарящая ей вторые, третьи и пятые шансы, хозяйку свою подвела. Видно, не только она пила жизненные силы у Даньслава. На протяжении всех тех лет, что они жили вместе, судьбоплет работал над тем, чтобы ослабить ее могущество. И ее ничто не спасло.

Мйар убил ее быстро и милосердно. Первые раза три. Он съехал с катушек напрочь и не мог контролировать себя. Зверь внутри него не успокаивался, покуда от тела женщины не осталось кровавого месива. Потом он бежал в горы, в лес, скитаясь между вековых деревьев и медленно теряя рассудок. Чем меньше оставалось в нем разума, тем чудовищней становился он сам, изменяясь и внешне, и изнутри. Лишенная контроля сила исключительного чародея обратила Мйара в того огромного черного зверя, которого местные прозвали Драконьим Богом. Мйар не знал, сколько он так бродил и скольких он так убил, потому что в один прекрасный миг сила поглотила его разум целиком. Его самого не стало. И все, что было дальше, он не помнил.

До того момента, как открыл глаза на берегу.

Тогда он понял, что все, что пережил, хочет забыть. И забыл.

До поры.