Кейт Ринка - Страсть Маргариты

- Прости, - снова прошептал Серафим, делая осторожную попытку подняться.

Но я не отпустила, а лишь позволила отстраниться, чтобы суметь заглянуть в его глаза, где мука и боль плавились в раскаленном серебре. Не знаю, кого я пожалела больше, и на чьи чувства я поддалась, но...

- Если ты сейчас не продолжишь, я убью тебя, Серафим.

Он застонал, закрывая глаза и опуская голову, утыкаясь носом мне в шею:

- Я не смогу, Марго.

- Мне наплевать, что ты сможешь, а что нет, просто сделай это, - прошипела я.

Серафим поднял голову и обжег меня гневным взглядом. Он немного отстранился от моих бедер, скользнув членом по складочкам лона, и толкнулся внутрь, продолжая смотреть мне в глаза, ловя дыхание, уверенно наполняя меня собой, сжимая рукой край столешницы до треска... и закрывая глаза от бешеного удовольствия, когда его тело задрожало в оргазме, и с губ сорвался сдавленный стон. И меня накрыло ответной волной его эмоций, но не давая разрядки, а лишь подводя к краю и разжигая до предела.

- О, Боги, это слишком... - прошептал Серафим мне в шею.

Я заныла, начиная сходить с ума от напряжения, и уже сомневаясь, что смогу его унять. Выгибая спину, я запустила пальцы в свои волосы, до боли сжимая их в кулак. Но разочарование не успело меня нагнать, потому что Серафим начал двигаться, все такой же твердый. Сдержанно стащив с моих плеч халат, он потянул ткань на себя, еще сильнее выгибая мне спину и жадно припадая к груди. Я задохнулась от новой вспышки удовольствия. Язык и губы заплясали на чувствительной коже, зализывая и заглаживая укусы и царапины от зубов. А его плоть неутолимо скользила по моему лону, то наполняя, то покидая его, томительно и нежно, и безмерно приятно. И каждое его движение обжигало так, что казалось, будто я полыхаю в огне, как в немой агонии.

Я крепче обхватила его ногами, и подалась бедрами навстречу тугим толчкам, желая ощутить его в себе, как можно больше... сильнее... жестче. И Серафим давал мне это все, снова и снова, проникая внутрь меня не только телом. Я чувствовала его всего, каждую эмоцию Серафима, сорвавшуюся с цепи. И он задыхался от их силы и разнообразия не меньше меня.

Серафим поднялся к моему лицу и нашел губами рот, на мгновение заглядывая в глаза, и тут же томно закрывая свои, начиная упиваться поцелуем, каждым его влажным касанием, как в первый раз, но достаточно опытно и пылко, напористо и требовательно, но вместе с тем нежно и трепетно. Его руки, наконец, коснулись моей кожи, сжимая пальцами бедра, удерживая их так, так ему хотелось, как ему было удобнее вонзаться в мое тело и обжигать острым наслаждением. А потом эти руки поползли вверх, уже сминая кожу, выгибая и царапая спину, и прижимая к своему крепкому телу, заставляя двигаться и стонать ему в унисон.

И это бесконечное удовольствие никак не кончалось. Я уже потерялась в пространстве и времени, чувствуя лишь одного Серафима и его тело, и прекрасно понимая, что это именно он удерживает меня на грани, но я даже не могла попросить его прекратить, я могла лишь чувствовать. Но когда под моими губами оказалась его шея со сладкой жилкой, голод снова напомнил о себе. Зубы прорезали плоть, и рот принялся лакать кровь, вырывая из Серафима хриплый стон и яркие вспышки оргазма, который ударил в меня и вырвался наружу, через каждый нерв, через каждую клеточку тела, наконец, даруя такую необходимую разрядку...

***

Еще не придя в себя, я услышала четкий стук в дверь, и следом голос Радия:

- Серафим...

- Меня ни для кого нет, - громко и резко оборвал его Серафим, приподнимаясь и заглядывая мне в глаза.

Я еще не видела его серость такой теплой, и такой эмоциональной. Здесь была растерянность, молчаливое извинение, мука, трепет, желание, удовлетворение. И это все плавно перетекало в меня, заполняя его ощущениями, и смешиваясь с моими в сладкий коктейль с привкусом легкой горечи. Я сделала вдох впервые за последнее время, все еще находясь в состоянии эйфории, все еще лежащая на твердом столе под крепки телом Серафима, и все еще чувствуя его внутри себя. Делая вдох, я приоткрыла губы, замечая, каким плотоядным взглядом одарил их Серафим, чуть приоткрывая свои, словно в несдерживаемом рефлексе. У меня проскользнула мысль, что сейчас он меня поцелует, но вместо этого, к губам прижались его дрожащие пальцы, которые отправились гулять по моему лицу, прочерчивая подбородок, скулу, веки...

- Я с первой нашей встречи мечтал вот так прикоснуться к твоему лицу.

- Оно тебе кого-то напоминает, - не удержалась я от язвы.

- Нет, уже давно нет, - уверенно ответил он. - Ты другая. И у тебя даже мимика другая. Когда ты злишься, то всегда хмуришься, - сказал он, скользя пальцами между бровями и по носу. - А когда испытываешь голод любого характера, часто проводишь языком по губам, - добавил он, снова погладив вышеупомянутую часть моего лица, и плавно опускаясь пальцами по шее, за которыми неотрывно следили его глаза.

Я таяла. Под этими ласками я плавилась как воск, позволяя Серафиму лепить из меня все, что он пожелает. А желал он того, чего я от него совершенно не ожидала. Опуская глаза вдоль моего тела, он обхватил ладонью мое бедро, теснее прижимая к себе, заставляя скользить по его члену, который продолжал оставаться все таким же твердым. О-о-о... черт! А чего же еще я ждала от вампира, у которого секс, кажется, был в прошлом... даже не столетии, а тысячелетии! Но мне не удалось прочувствовать все удовольствие от такого натиска, потому что подо мной качнулся стол. Хм... то ли у Серафима ненадежная мебель, то ли мы так раскачали ножки стола. Но как бы там ни было, а мне не хотелось, чтобы подо мной рухнула мебель. И вообще, не слишком ли я увлеклась? И с кем?

А, черт! Какой ужас!

Какой... губы Серафима сомкнулись на моем соске, втянули и облизали... сладкий... ужас!

Сейчас я могла только наслаждаться, запустив пальцы в волосы Серафима. Его губы опустились ниже, целуя и покусывая живот, пока руки сильнее, чем было нужно, сминали кожу на спине, выгибая под эти ласки, и пока его плоть медленно выскальзывала из меня, но только затем, чтобы уступить место влажному языку... Ох-хох, если бы по мне проехал танк, я бы и то меньше чувствовала себя такой... ошеломленной. Никогда бы не подумала, что эта внешне холодная глыба, с жидким огнем где-то глубоко внутри, на такое способна.

Опустившись на колени, Серафим притянул к себе мои бедра, вонзаясь языком вглубь лона и слизывая кровь, из которой состояли почти все жидкости нашего организма. От такого интимного питания я застонала, царапая столешницу над своей головой. Оказывается, уступать желаниям Серафима - это весьма приятное занятие. Но лучше бы я этого не знала, потому как внутри меня творился такой бардак из разбросанных и разномастный чувств, что я боялась сейчас совать в них свой нос. Да и о чем сейчас можно было думать, когда язык Серафима творил со мной такое... что истома быстро переросла в желание, и мне стало мало его языка. Нагой оттолкнув от себя Серафима, я сползла к нему на пол, прямиком в его крепкие объятья, впиваясь в губы, на которых была моя кровь. Облизывая и напирая, я заставила Серафима лечь на спину. Потом аккуратно оседлала его, и совсем не аккуратно потерлась бедрами об твердый пах, дразня его и себя, и в ответ слыша болезненный стон возбуждения.