Карен Монинг - В оковах льда

— Ты убил ее?

— Нет.

Я выразительно на него смотрю. Тут не нужно быть детектором лжи, чтобы разобраться. У него даже глаза забегали.

— Попробуй еще раз.

— Ладно. Хорошо. Да, я ее убил. Но я не собирался. Я не убивал ее, когда убил.

— Ага, понятно. Пока ты не убиваешь , когда убиваешь, все в порядке.

— Я знал, что ты поймешь, — говорит он так, словно я только что не шутила. Не уверена, что он до сих пор понимает нюансы человеческой речи. Наверное, он слишком далеко зашел.

— Внимательно тебя слушаю.

Он пожимает плечами.

— Да нечего особо говорить. У нас был секс, и внезапно она умерла.

— Просто так?

— Именно. И это чертовски странно. Я даже не понял, что сделал.

— А твои руки, случайно, не сжимали ее горло, или нож, или что-то типа того?

— Нет. Вот почему я ее оставил. Я хотел исследовать ее, понять, что я сделал, чтобы такого больше не повторялось. Я не продержусь без секса всю жизнь. Я несколько часов, мать его, не могу продержаться. Секунду назад она наслаждалась тем, что мы делаем, я тоже, и она так стонала, когда я… прости, ты, наверное, не хочешь этого слушать. Я не пытаюсь заставить тебя ревновать, милая. А потом она вдруг перестала двигаться, и ты понятия не имеешь, насколько жутко это было. Ну, в основном. Но не полностью. Кажется, Невидимый, в которого я превращаюсь, возбудился, когда она перестала двигаться, это было как…

— Так, слишком много информации! Я тебя не слышу! — Я начинаю жужжать, чтобы его заглушить. Ревновать? Что он имел в виду?

— Я отвлекся и оставил ее в кровати, чтобы позже исследовать, а потом нашел тебя, истекающую кровью, и принес к себе. Я не хотел, чтобы ты увидела ее и расстроилась. И собирался выяснить, что я с ней сделал, после того как ты уйдешь.

— Выяснил?

— До сих пор не пойму. На ней ни единой отметки. Я думал, что мог слишком повредить ее изнутри, но тогда остались бы и внешние синяки, а их нет. Может, тебе стоит на нее посмотреть. Я думал о том, чтобы провести вскрытие, но не знаю ни одного патологоанатома. А ты?

Он задает этот вопрос совершенно нормально. Словно расследует убийство, а не сам его совершил.

— Нет. — Интересно, насколько он сумасшедший? — Тебя вообще беспокоит, что ты убил ее?

Он пораженно на меня таращится:

— Конечно да! Я не хочу никого убивать. Ну… Это не совсем правда. Я многих хочу убить. Особенно Риодана, особенно в последнее время. Я могу часами мечтать о том, что собираюсь сделать с этим уродом.

— С этим я и спорить не буду, — сочувствую я.

— Но я не хотел. По крайней мере, до сих пор не хотел. И если я не выясню, что сделал не так, то не смогу остановиться и сделаю то же самое в следующий раз.

— Где мой меч. — Я говорю это, как Риодан, без вопросительного знака в конце. И начинаю понимать, почему он так делает. От этого фраза становится требованием, а не вопросом. Народ инстинктивно отвечает, даже если искренне не собирался. Риодан такой: всегда все просчитывает и оборачивает в свою пользу.

Кристиан улыбается, и на секунду я вижу намек на того, кем он был. Сейчас, когда его лицо закончило большую часть превращения, его выражение проще прочитать. Наверное, потому, что мышцы не конфликтуют между собой. У него потрясающая улыбка, почти убийственная, причем в разных смыслах. Это улыбка человека, который может заполучить в постель любую женщину, какую только пожелает, но… может и убить ее там.

— Ты ведь не станешь отрицать, что идея с огнеметом была шикарной, а? Я вышиб меч прямо из сталактита и заодно поджарил людей Риодана. Они об этом даже не подумали. Идиоты хреновы. Если хочешь чего-то, просто приди и возьми.

— Ты повредил мой меч? Подожди-ка! — Меня вдруг озаряет, и я поверить не могу, что так долго не понимала. — Ты не делаешь той штуки, от которой я рядом с тобой превращаюсь в при-йа !

— Я выяснил, как это отключить. И также просто включить снова. Достаточно сделать вот так.

Возбуждение молниеносно врезается в меня, и я слышу от себя такой стыдный звук, что хочу провалиться сквозь землю.

Но провалиться он не дает мне физически, удерживая за талию.

— Девочка, не смотри на меня так. Хотя нет, смотри. Да. Да. Именно так. Принцесса, ты меня убиваешь.

— Вырубай, Кристиан! Я сама хочу выбрать свой первый раз!

Я падаю на пол и обалдело моргаю.

Кристиана нет.

Без поддержки его рук я просто сложилась, как мокрая картонная коробка. Сижу, оглядываюсь, но ничего не вижу и пытаюсь прочистить голову. Либо он совсем ушел, либо заглушил себя. Но последствия эффекта остались.

Его голос доносится откуда-то сверху.

— Первый раз, вот как? Я был уверен, милая, просто хотел услышать это от тебя. Я подожду. Я тоже хочу, чтобы ты сама выбрала свой первый раз. С шоколадом и розами. Музыкой и сладкими поцелуями. Со всем, о чем только может мечтать девушка. Я хочу, чтобы он был идеальным.

Я жутко краснею. О моей девственности могу говорить только я, и больше никто!

— Отвали от моих планов на потерю девственности! Это не твое дело.

— Мое, и только мое. Но нам не нужно говорить об этом. Пока.

Я чувствую себя так, словно только что получила по голове сковородкой. Он что, издевается? Кристиан решил, что он, почти сумасшедший принц Невидимых, будет моим парнем и вроде как моим первым? Блин, мне четырнадцать, а он принц Невидимых! И он на десять лет старше меня! Я открываю рот, чтобы высказать ему все, что думаю, но тут до меня доходит, что вообще-то это неплохо, когда рядом принц Невидимых, который в меня втрескался. В общем, я закрываю рот. С ним будет непросто справиться, но на войне все средства хороши, а Кристиан на поводке станет вроде как абсолютным оружием. Особенно против Риодана.

Вопрос только в том, смогу ли я взять его на поводок? И, если получится, смогу ли удержать его за ошейник, когда понадобится?

Я осторожно подбираю слова. Принц и детектор лжи в одном флаконе. Если я смогу захомутать этого, я вообще все смогу! Это будет как вальс на минном поле. Меня восхищает такая перспектива. Такая возможность проверить свои силы.

— Спасибо за понимание, Кристиан, — говорю я.

— Без проблем. Хотя они есть. Но я с ними справлюсь.

— Другие принцы Невидимых меня пугают.

— Так и должно быть. Они ходячий кошмар! Ты не поверишь, на какую херню они способны.

Это что, ирония? То он считает себя принцем Невидимых, то вдруг ведет себя как самый непохожий на них человек. Я не говорю : Да поверю, чувак, поверю, ты тоже творишь херню. Критикой я ничего хорошего не добьюсь.

— И без меча я чувствую себя такой уязвимой…

Я возвожу глаза к потолку. Раньше дом Бартлетта был складом, потом его перестроили, оставив стальные балки и опоры открытыми. Но его там, наверху, не видно.