Карен Монинг - В оковах льда

— Ты поймешь. — Он подходит к столу, открывает ящик, вытаскивает оттуда лист бумаги и протягивает его мне. — Заполни и подпиши это.

Я беру и изучаю лист. Это заявление о приеме на работу. Я смотрю на Риодана.

— Блин. Постапокалиптический мир. Кому нужны такие заявления?

— Мне.

Я кошусь на лист, потом снова на Риодана.

— И сколько ты мне платишь? — интересуюсь я.

— Блин. Постапокалиптический мир. Кому нужны деньги?

Я хихикаю. Первый признак чувства юмора, который он вообще выказал. А потом я вспоминаю, где я и зачем. Комкаю лист и бросаю ему. Бумажка отскакивает от его груди.

— Ты тратишь время, детка. Чем раньше ты сделаешь то, что я скажу, тем быстрее сможешь выйти отсюда. — Он нагибается к столу, достает еще один лист и протягивает его мне вместе с ручкой.

Я расслабляюсь. Он собирается дать мне уйти. Может быть, даже скоро.

Я просматриваю заявление. Там обычные дела: имя, адрес, дата рождения, образование, послужной список, дата и подпись. Но при этом самое вычурное из всех оформлений, что мне попадались: поверху название «Честерс» вписано в причудливый орнамент, который идет по периметру листа.

Когда мир разваливается на части, все стараются за что-то зацепиться. Наверное, Риодану нравится вести свой бизнес в строгом порядке, вне зависимости от хаоса на пороге. Я не умру от того, что подпишу эту глупую штуку, соглашусь сделать то, что он от меня хочет, а потом сбегу отсюда и надежно спрячусь. Я вздыхаю. Спрячусь. Как мне не хватает дней, когда я была единственным супергероем в городе.

— Если я это заполню, ты меня выпустишь?

Он наклоняет голову.

— Но мне придется выполнить для тебя кое-какую работу…

Он снова наклоняет голову.

— И если я ее выполню, мы закончим? Честно? Одно дело, и все, да? — Мне нужно, чтобы это звучало убедительно, иначе он поймет, что я собираюсь исчезнуть.

Он снова отвечает величественным кивком, который почти не кивок, словно он снисходит до моего ничтожного существования.

Я не спрашиваю его, что это за работа, потому что вообще не собираюсь за нее браться. Я больше никогда не буду решением чужих проблем. Этого я нахлебалась у Ро. Досыта. Она мертва. Я свободна. Жизнь начинается с нынешнего момента. Я изучаю его. Он совершенно неподвижен, а свет, как всегда, падает на него сзади — черты лица теряются в тени.

Так замирают кошки. Перед прыжком.

Что-то тут происходит, что-то большее, чем я могу увидеть.

У меня болит лицо. Глаза опухли, а левый уже пытается заплыть.

— У тебя есть лед? — Мне нужно выиграть время, чтобы выяснить, что происходит. Плюс, если он выйдет за льдом, я смогу обшарить его кабинет.

Взгляд, которым он отвечает, я уже видела, особенно у мужчин, которые смотрят на женщин: подбородок опущен, взгляд из-под бровей и слегка издевательская улыбка. Что-то есть в этом взгляде, чего я не опознаю, но вызов я не спутаю ни с чем.

— Иди сюда, — говорит он. — Я тебя исцелю.

Он сидит за столом, наблюдает за мной. Неподвижный, совершенно неподвижный. Кажется, что он даже не дышит.

Я смотрю на него. И не знаю, что подумать. Часть меня хочет встать, обойти стол и выяснить, о чем он говорит.

— Ты это можешь? Просто убрать все мои синяки и порезы? — Я всегда обо все ударяюсь, и мышцы постоянно напряжены от перегрузок. Иногда я протираю обувь до дыр, и даже кожа на ступнях стирается. Это надоедает.

— Я могу заставить тебя почувствовать себя лучше, чем ты когда-либо чувствовала себя в жизни.

— Как?

— Есть секреты, Дэни О’Мелли, которые можно узнать лишь при личном участии.

Я обдумываю это.

— Ну. У тебя есть лед?

Он смеется и нажимает кнопку на столе.

— Фэйд. Лед. Быстро.

— Понял, босс.

Через несколько минут я сижу с пакетом льда, прижатым к половине лица, и кошусь мимо него, чтобы заполнить глупое заявление. Я почти заканчиваю и готовлюсь поставить подпись, когда в моей руке, сжимающей лист, появляется странное ощущение.

Это моя левая рука, та, которой я сжимаю меч, рука, что почернела не так давно, в ночь, когда я пробила Охотнику сердце и убила его. Или, точнее, в ночь, когда я решила , что убила Охотника. По правде говоря, я не уверена, что убила, но не собираюсь печатать опровержение. Есть вещи, в которые публике нужно верить. Когда я вернулась туда, чтобы сделать фото для «Дэни дейли», он полностью исчез. Ни следа не осталось. Ни единой капли черной крови. Нигде. Бэрронс говорит, что их нельзя убить. После того инцидента я думала, что потеряю руку. Вены стали черными, а кисть была холодной, как кусок льда. Пришлось несколько дней носить перчатки. Сказала ши -овцам, что влезла в ядовитый плющ. Он у нас редко, но все же встречается. Не знаю, едят ли его Тени. И если едят, то не чешется ли у них потом в животе.

А теперь в руке странное подергивание. Я изучаю ее, думаю, каких странностей еще ожидать. Возможно, удар по Охотнику что-то со мной сделал. Может, поэтому я сегодня застыла. И, возможно, на горизонте уже маячат вещи похуже.

Но это так на меня не похоже! Мое дело — оптимизм. Завтра будет мой день. Никогда не знаешь, какие великие приключения ждут тебя за следующим углом!

— Ребенок, ты собираешься сидеть и мечтать целый день или подпишешь эту хренову штуку?

Вот тогда я это и увидела. И так удивилась, что челюсть у меня отвисла на целую минуту.

Я же чуть не подписала это!

Он наверняка сидел и ржал до упаду, поздравляя себя.

Я рывком вскидываю голову.

— Ну и на что конкретно направлено заклинание, которое вписано в окантовку этой штуки? — Я никогда ничего подобного не видела. А я встречала множество заклятий. Ро была в них профи. Некоторые были реально мерзкими. Теперь, когда вижу его, не могу поверить, что проглядела поначалу. Умело запрятанное в черном орнаменте, оно мерцало формами и символами, скользило и постоянно двигалось. Один из символов пытался сползти со страницы мне на колени.

Я комкаю лист и бросаю в него.

— Хорошая попытка. Нет .

— Ну и ладно. Существовала вероятность, что ты подпишешь. Это было бы простейшим решением.

Он совершенно не взволнован. Интересно, хоть что-нибудь может его встряхнуть, заставить потерять эту холодность, может он вообще разозлиться, завопить, наорать? Не могу себе представить. Мне кажется, Риодан скользит по жизни с неизменным холодным сарказмом.

— И что бы оно сделало со мной, если бы я подписала? — спрашиваю я. Любопытство. У меня его тонны. Мама клялась, что однажды оно меня погубит. Что-то точно погубит. Есть вещи и похуже.

— Существуют секреты…

— Да, да, бла-бла, и все такое. Поняла.

— Хорошо.

— Не очень-то и хотелось знать.

— Хотелось. Ты терпеть не можешь чего-то не знать.

— Ну и что теперь? — Мы в тупике, он и я. Подозреваю, его «заявление» на самом деле было контрактом. Контрактом, который связывает, сковывает душу и кладет ее в чей-то карман. Я слышала о таких, но не верила, что они существуют. Если кто-то и мог запечатать душу в бизнес-контракт, то только Риодан. Иерихон Бэрронс — животное. Чистокровное дикое чудовище. Риодан не такой. Этот чувак больше похож на машину.