Ульяна Соболева - Осколки безумия

Район перекрыли еще в километре от здания. Полицейские машины и блок-пост…но я то знала, что это просто усиленная охрана территории банка крови.

Я бросила машину в нескольких кварталах и пошла пешком. И вот теперь жалкую, истощенную, грязную меня тащат по темным коридорам, внутрь здания, а я и не сопротивляюсь. Сил нет. Даже произнести одно слово. Я пришла. Добралась живая. И теперь осталось одно — увидеть его и сказать о наших детях, а потом уже можно умирать.

Наконец-то голоса, звуки музыки…хотя это трудно назвать музыкой. И тут же реальные крики, стоны, мучительные и похотливые. Меня затащили в овальное помещение освещенное свечами, со стенами, выкрашенными в темно бордовый цвет, и мне показалось, что я в аду. Повсюду обнаженные тела, сплетенные в дикой нескончаемой оргии секса и смерти. Пиршество вампиров, сорвавшихся с цепи от безнаказанности и абсолютной власти. Вакханалия. Никогда не думала, что так бывает. Я жила в другом мире и мое представление о вампирах основывалось на законах нашей семьи. Здесь же царило полное беззаконие. И там в самом центре всего этого хаоса мой муж…в глазах тут же потемнело, сердце перестало биться. Я увидела Зверя в истинном обличии, таким как никогда не видела его раньше. Он был занят, настолько занят, что не чувствовал меня. Он развлекался с тремя обнаженными девушками. Одну из них он пил, не прекращая ритмично, неистово овладевать ею, сминая пальцами белые бедра, оставляя на них кровавые полосы. Две другие ожидали своей очереди, облизывая его шею, подставляя руки, чтобы он пил и из них. Умоляющие глаза, жадно приоткрытые рты, ищущие пальцы, скользящие по его идеальному бронзовому телу. Я зашлась в немом крике боли и отчаянья. Когда кричит сердце и душа, но ты не можешь издать ни звука. В тот момент, когда в нашем доме маленькие дети страдают от голода и не смеют выйти на улицу, когда им запрещено даже пальцем тронуть смертную прислугу, мой муж пирует. Бал посреди чумы и не понятно где мертвецы, а где все еще живые и запах крови…повсюду…невыносимый и лишающий меня саму силы воли.

— Господин, — крикнул один из охранников, пытаясь заглушить адские вопли всеобщей вакханалии.

Мне казалось, что я уже умерла…это нельзя назвать болью и ненавистью. Это смерть. Моментальная и безжалостная. Ник обернулся, скользнул по мне мутным взглядом и продолжил совокупляться с несчастной, извивающейся под ним в смертельной агонии. Он испил ее до дна…я видела, как обмякло тело, и как по спине Ника прокатились волны наслаждения. Как он ускорил толчки, как струйки пота катились по его смуглой коже, рельефно бугрящимся мышцам. Я услышала его последний рык и с омерзением, граничащим с ужасом, поняла, что он кончил в тот момент, когда его жертва умерла.

— Господин…здесь оборванка из Черных Львов…полудохлая от голода…она утверждает, что является вашей женой, — охранник заржал, а я обессиленно повисла у них на руках. Я больше не могла поднять глаза. Я увидела то, в чем никто не сомневался кроме меня — он чудовище, он садист и убийца. И я наверняка не уйду отсюда живой. Николас откинулся на кушетку, застегивая ширинку, оттолкнул труп девушки носком сапога. Две другие продолжали цепляться за его ноги, тянули к нему руки. А он смотрел на меня. Прямо мне в глаза. Потом отпил из бокала и кивнул охраннику:

— Уведите, я потом с ней разберусь.

Когда меня тащили к выходу, переступая через тела, больно скрутив мне руки и подталкивая пинками в спину, я обернулась и моя душа окаменела. Он даже не смотрел мне вслед. Он целовал ту самую рыжеволосую женщину, зарывшись пальцами в ее шикарные волосы. Я перестала сопротивляться, сил не осталось совсем, меня подняли на руки и понесли. Я закрыла глаза. Нет, я не плакала. У меня уже не осталось слез. Я просто истекала кровью. Внутри меня умирало все…черт возьми, все, кроме проклятой любви к нему.

Меня бросили в жалкое подобие темницы. Скорее подвальное помещение, разделенное на секторы с решетками, где кроме меня томились другие узники. Я упала на пол. Но боли не почувствовала, прислонилась щекой к ледяному кафелю и закрыла глаза. Я не знаю сколько времени пролежала там. Наверное, несколько часов. Внутри все горело. В голове нарастал дикий рев, в горле пекло от жажды. Я умираю? Или еще нет? Я должна умереть раньше, чем он убьет меня своими руками.

В тот самый момент, когда почувствовала первые судороги и позывы к голодной рвоте. Лязгнули замки, мне швырнули пакетик с кровью. Словно сквозь туман я услышала голоса охранников:

— С чего бы такая милость? Другие подыхают от голода уже несколько суток, а эту только притащили и сразу кормить. Трахнуть бы сучку и в яму.

— Хозяин приказал накормить…значит у него насчет нее свои планы.

— Да какие нахер планы? Ты ее видел? Кожа да кости. У меня на такое не встанет.

— Ты ж сказал, что трахнул бы ее.

— Ну, дал бы в рот раз другой…глаза у нее красивые…

— Железная логика — красивые глаза, значит надо дать в рот.

— Да еще и присматривать за ней…На хрен надо? Не понятно.

Они громко заржали, а я из последних сил поползла к пакетику…протянула руку и замерла. Я сейчас поем…а дети? Они там голодные. Что если я больше не получу еды? Вдруг мне удастся утащить этот пакет, если я останусь жива?

Но я чувствовала как умирают мои клетки, сжимая пакет холодными пальцами, я погружалась в сон, а может, теряла сознание. Перед глазами проплывали картины из прошлого…и везде он. Его глаза, улыбка, его нежные руки…и кровь, повсюду, я тону в этой крови и Ник тонет.

А потом меня вырвали из оцепенения пинками под ребра.

— Твою мать! Нет, ты это видел? Сучка не жрет! Она решила здесь сдохнуть, а с меня потом три шкуры спустят. А ну ка держи ее, я напою насильно. Открой рот, тварь! Давай!

Я стиснула зубы, но они были в тысячи раз сильнее, больно давили мне на щеки и в горло полились первые капли.

— Сказал привести ее к нему…и как? Полудохлую тащить? Пей…ну пей же ты.

Я поперхнулась, закашлялась, и инстинкт переборол мое упрямство, вцепилась дрожащими руками в пакет и высушила до дна. Задыхаясь, содрогаясь всем телом. Меня тут же скрутило пополам, и я вырвала на пол.

— Давай еще…она отторгает из-за голода. Еще тащи.

Второй пакет пошел лучше, и я почувствовала, как ко мне возвращаются силы, медленно вливаются в онемевшее тело, а вместе с ними возвращается боль. Стискивает костлявыми пальцами мое сердце и сдавливает грудь, мешая дышать. Звуки стали более отчетливыми и я понимала, что здесь в подземелье нас сотни. Пленники безумного короля. Несчастные которые сами шли к нему в руки, умирая от голода. Посмотрела на охранников. Один из них все еще сжимал мои щеки, а другой переминался с ноги на ногу.