Ульяна Соболева - Осколки безумия

— Мама ушла тебя спасать. Сэми говорит, что ей очень страшно там одной.

Ник резко поднял голову и посмотрел на короля, его брови сошлись на переносице, а на скулах заиграли желваки:

— Где она? К кому пошла?

— К Асмодею, — ответила Фэй и зажмурилась, потому что в этот момент Ник со всей силы ударил кулаком по стене и на пол посыпались куски штукатурки, а по выцветшим панелям пошла трещина. Влад стиснул челюсти до хруста. Откудова-то издалека доносилось рычание, низкое, утробное и в тот же момент нежный, непосредственный детский голосок врывался в адскую реальность:

— Папа ты вернешь маму домой? Папа, верни ее, пожалуйста…я буду очень послушной, папа…

Влад смотрел как Ник поднял Ками на руки, прижал к себе и очень тихо прошептал ей на ухо:

— Ваша мама вернется домой, я клянусь. Она вернется.

— А ты? — малышка гладила его по израненной щеке и преданно заглядывала в глаза.

Ник поднял голову и посмотрел на Влада, синие глаза сухо блестели:

— Асмодей предложил мне сделку. Я отказался. Мне нужен Изгой и его браслет, пора передать демону, что я передумал и что я согласен пополнить ряды его Палачей.

Влад почувствовал облегчение и легкую слабость во всем теле. Сэми оказался прав, а они все заблуждались и он в первую очередь — ни один гипноз не убьет эту бешеную, дикую любовь. Возможно только время или смерть. Но почему-то сейчас, глядя как Ник, отстранившись от них что-то тихо шепчет Ками на ушко, Влад не верил, что даже смерть сможет что-то изменить. Марианна не сдалась не только потому что любит и эта любовь слепит ее разум, а потому что только она верила в Николаса. Верила даже тогда, когда никто из них не верил, даже тогда когда сам Ник ненавидел и презирал себя. Возможно, когда-нибудь они получат ответы на все вопросы. Влад лишь боялся, что сейчас они продлили эту дикую агонию и безумие, которое порождала испепеляющая страсть Николаса к Марианне. Такая любовь страшнее ненависти. Сам Влад ее боялся. Он не познал даже четверти того Ада в который окунулись эти двое, как не познал и десятой доли того Рая, в котором они горели заживо. Оба. В равной степени.

Даже выражение «пока смерть не разлучит нас» казалось сомнительным. Это не про них.

… я почти достиг моего неба. Небо других я ни во что не ставлю и о нём не хлопочу…

(с) Эмили Бронтэ. Грозовой перевал

— Пусть останутся наедине. Я не думаю, что он причинит вред собственному ребенку.

Фэй посмотрела на Влада и тяжело вздохнула, подала ему стакан с виски, но тот резко поставил его на стол.

— А я не знаю, что думать Фэй. Он ведет какую-то игру. Странную, идиотскую игру у меня за спиной. Вы долгое время провели вместе, пока я занимался помилованием. Что он сказал тебе?

Фэй задумчиво посмотрела на хрустальный бокал, на блики от лучей солнца.

— Ничего не сказал, Влад.

— Фэй, не скрывай. Посмотри на меня. Тебя что-то гложет, ты что-то знаешь и молчишь. Я, черт раздери, тоже хочу знать. Имею право после того как вытащил этого гребаного сукина сына с того света.

Влад посмотрел на Фэй и сжал руки в кулаки.

— Он ничего мне не сказал, Влад. Клянусь. Я знаю ровно столько же сколько и все мы. Пока я смазывала его раны, бинтовала, он молчал. Очень серьезные раны, Влад. Он должен был умереть от них еще сутки назад, удивительная способность к выживанию даже для бессмертного. Его пытали не так как других. На нем испытали новые способы развязать язык. И еще…я видела отметину на его ладони. Незаживающий ожог.

Влад все же отхлебнул виски и отвел взгляд:

— Инквизиторы имеют в своем арсенале столько пыточных инструментов, что это неудивительно.

— Нет, Влад. Этот ожог он…это не от пыток. Я уже видела такое…раньше.

— Меньше всего меня сейчас волнует его физическое состояние. Меньше всего, Фэй. Можешь назвать меня жестоким, бесчувственным. Но он должен был умереть. Сегодня. Не завтра или послезавтра, а сегодня. Я принял решение, это должно было прекратится. Хватит. Я переполнен этими выходками, народ жаждет крови, виноватых, тех кто ответит и он должен был ответить, Фэй.

Влад резко встал и со свистом выдохнул.

— Это должно было закончиться.

— Когда я увидела этот ожог…я подумала о том, что возможно мы многого не знаем.

Влад швырнул бокал о стену и тот разбился.

— Не так как я думаю? А о чем мне думать? Сотни убитых, растерзанных, разодранных и сожжённых. Голодающие дети. Попытки взять власть в свои руки. Уничтоженные охотники с которыми был подписан договор и которые очень скоро захотят мести. О чем я должен думать? О том что мой брат в очередной раз слетел с катушек? О его ревности? Больной любви? О чем я, черт раздери, должен думать? Я скажу тебе, как все будет, Фэй. Он вернет Марианну, мы все закроем глаза в очередной раз. Вот что будет. Пороховая бочка. День за днем, столетие за столетием. И рано или поздно все повторится. Я устал прикрывать его задницу. Я не Самуил. Я просто устал.

Фэй прошлась по комнате, а потом остановилась напротив Влада.

— Тот ожог…у Изгоя такой же. Незаживающий шрам. Вечное клеймо раба Асмодея

Влад медленно повернул голову к Фэй и его брови сошлись на переносице.

— И что это значит?

— Когда демон призывает своих Палачей то на ладони каждого из них возгорается плоть. Так они получают новое задание.

— Что ты хочешь этим сказать?

Фэй подошла к Владу и положила руки ему на плечи:

— Помнишь Ник и Изгой отправились вместе вернуть Ками? Я подозреваю, что …Изгой. Он давал Нику свою вену.

— Хватит загадок Фэй. Просто скажи. Я не в силах сейчас складывать ребусы и угадывать.

Фэй никогда раньше не видела Влада таким. Это не просто вселенская усталость, это ярость и лопнувшее терпение. У каждого своя мера. У Влада она была безгранична, но он устал, сломлен, раздавлен. На его глазах семья рассыпалась в прах. Все что имело такое значение именно для него. Фэй знала насколько ему больно. Нет это никогда не выражалось в сильных эмоциях, он слишком сдержан для этого. Но и он уже не мог быть объективным. Он хранил свою тайну. Те самые письма, которые сломали окончательно. Возможно такое непримиримое отношение к брату обусловлено именно этим. Но Фэй слишком хорошо знала Влада. Дело не только в ревности — он разочарован. И принятие решения стоило ему многого. Он испил свою чашу боли. И сейчас, когда пришлось делать шаг назад, груз вины перед всеми давит его.

— Влад, Ник стал Палачом. Не по своей воле. Это была ошибка Изгоя. Но в тот момент у них обоих не было выбора. А сейчас…я думаю, Асмодей призвал всех своих карателей. Он набирает новый отряд. Каждый, в ком течет кровь Палача получил свой вызов. И Ник вместе со всеми. И…если это так, то никакого гипноза не было. Каратели не поддаются гипнозу. Они могут отключить свои чувства сами.